Кира. День Боли и Гнева. Поле боя.Пару недель назад Фиби подошла к Кире, держа в руках разлинованную грифелем маленькую дощечку - свой личный календарик:
- В этот раз всего два дня, слушай, - показала она жене табличку с зачеркнутыми числами. - Точнее даже - полтора. У мамы моей тоже как раз в этом возрасте месячные прекратились, да. Похоже, все, я официально старушка. Могу теперь совершенно законно сидеть на лавочке, щелкать каленые орешки и щемить вас, бестолковую молодежь, потому что в мое время...
Фиби весело рассмеялась, не отказав себе в удовольствии чмокнуть Киру в щечку, но прекрасно знающая супругу храмовница легко различила в беззаботном хохоте нервные нотки. Что поделать: этот период в жизни каждой женщины является, мягко говоря, непростым - сколько ни готовься к неизбежному. Кира последний год была особенно нежна и деликатна с женой - в быту, в общении, в постели, да и сама Фиби хорошо держалась, однако болезненные ситуации все-таки случались, и положение обострял тот факт, что, глядя на любимую, она начинала осознавать конечность собственной фертильности. Не так уж много времени оставалось у стареющей воительницы для того, чтобы получить благословение Аэлис зачать дочь. А первые роды в ее возрасте - дело сложное, что и говорить. Сложное и тяжелое. Ученицы Дарующей Жизнь наверняка будут все эти месяцы держать ее под неослабным контролем...
- Ну, не хмурься, девочка моя, ты сильная и здоровая, все у тебя получится. У
нас получится, - исправилась тут же Фиби, и Кира в очередной раз удивилась тому, как за эти годы они научились читать мысли друг дружки. - Этот рейд - последний, я уже Самине рапорт написала, а она, ты знаешь, рада от меня избавиться. Мадлен пока справится, а там мелкая подрастет - ей самая дорога в командиры, и пошла Самина со своими загонами в...
Дело, на котором должна была завершиться карьера семейной пары храмовниц, касалось обитающего в лесу восточнее Выперок барона-оборотня, точнее - трагедии самочинного похода отряда молодых рамониток и примкнушей к ним аэлиситки под предводительством двадцатипятилетней жрицы Фатимы. Эта самая Фатима последние месяцы безвылазно обреталась в Закуполье, так что заговор ее прошел не только мимо Старших, но и мимо Богинь. Никто не понимал, что же она такого посулила молодым девчонкам, как убедила их зайти в лес в нарушение всех инструкций и приказов - но факт есть факт: четверка Сестер сгинула бесследно. Аэлис была твердо убеждена, что они погибли все до единой, даже "хуже чем погибли". Неосторожно брошенная при ученицах фраза привела к тому, что в обоих Храмах поползли слухи об изнасиловании - с самого начала этой истории с бароном Ойлем по Закуполью ходили легенды о жутких волчарах размером с быка, с вечно стоячими мужскими отростками длиной в пару футов, что бродят под пологом леса, прозванного Скверным, и страстно желают совокупиться с зашедшими в их владения Сестрами. Что в этих рассказах основывалось на реальных свидетельствах, а что было больными фантазиями мужелюбок, теперь уже сложно разобрать: после первых столкновений с явно находящимися под контролем ликантропа хищниками Рамона запретила боевым группам заходить в лес без ее ведома. Однако сама Богиня в последние годы очень редко покидала Купол по непонятной Кире причине, и эту проблему, не требующую быстрого и неотложного решения, все откладывали и откладывали... пока самовольный поход и гибель группы Фатимы не оставили выбора: Рамона твердо вознамерилась пойти в лес в сопровождении самых сильных и опытных своих учениц, чтобы уничтожить эту мерзость лично. Не стоит удивляться, что к этому походу были привлечены и Фиби с Кирой - может, силы у них были уже не те, но что касается опыта и чутья на опасность - кто мог тут поспорить с женщинами, убивавшими врагов Купола без малого тридцать лет?
Так или иначе, рейд в Скверный Лес должен был стать для них последним. Храм их, само собой, без работы не оставит - Фиби вот хочет уйти в хозяйственную часть и заняться плотницким ремеслом: одна из ее мам состояла в строительном содружестве, да и в целом руки у жены растут из нужного места. Кира ближайшие годы планировала посвятить воспитанию дочери (или дочерей? Аэлис добра, да и время еще есть...) Но даже материнство не является препятствием для легкого труда на благо Купола - хотя для той работы по перекладыванию бумажек с одного стола на другой, над которой так иронизировали боевые Сестры, придется заняться активным самообразованием. Возможно, придется чаще встречаться с Иоландой, и даже попасть под ее командование: она сейчас в библиотеке вроде большой начальницы...
За эти годы Кира, конечно, не раз прокручивала в голове события тех дней, что разрушили их с Ио отношения. Одним из самых терзающих вопросов был - почему Богини не остановили ее попытку устроить идиотскую и обреченную на провал интригу? Далеко не всегда Рамона и Аэлис уважали право каждой Сестры совершать жестокие ошибки, и в случае угрозы сестринству часто вмешивались в повседневную жизнь Купола - но только не в ее случае. Определенно, они знали и видели в ее душе нечто такое, что обрекало любовь к Ио на такой вот бесславный конец, и неудивительно: та Кира, какой она была в свои двадцать два, оказалась не готова к супружеству. И понадобилось самой себе разбить сердце, отвратить от себя чудесную девушку, которая все равно была для нее слишком хороша, чтобы повзрослеть и созреть для новой любви, любви на всю оставшуюся жизнь. Единственное, что ее царапало все эти годы - одиночество самой Ио. И эти терзания здорово сердили Фиби:
- Отставить кусать себя за жопу, рамонитка! Слов нет, однажды ты поступила с ней по-свински, но это не делает тебя ответственной за всю ее жизнь! Она живет так, а не иначе, потому что ей так нормально, а не потому что ты ее морально искалечила! Что за самомнение такое вообще - думать, что без тебя девчонка взяла и закончилась? У нее родственников целая рота, подруги, книги, занятия ученые - была б я настолько занятой, у меня бы и сил не осталось тебя под одеялом тискать...
Аргументы были так себе, но Ио, кажется, и в самом деле обрела определенную гармонию в жизни. Их отношения остались ровными и благожелательными, хотя куда больше общалась с первой любовью Киры ее жена, постоянно после рейдов обращаясь за консультациями либо, напротив, давая ученой сестре некие полученные в поле полезные сведения. Контролирует состояние - догадалась храмовница, которой и в голову не могли прийти ревнивые мысли. Фиби словно прикрывала ее с этого направления, чтобы первой узнать, если Иоланде все-таки плохо одной и причиной этому является Кира. Не сказать, чтобы две ее большие любви стали прямо близкими подругами, однако взаимным уважением, несомненно, прониклись. "Вот это голова, - говорила под впечатлением очередного разговора с Иоландой Фиби. - Если наша библиотека, не дай Рамона, сгорит к дэвам, она по памяти все восстановит, дай только время."
Так и шли годы ее новой жизни. Рейды во внешний мир, тренировки новобранок, драгоценные минуты уединения с любимой, очередные рейды... Отряд, ставший для Киры не столько второй семьей, сколько органичным продолжением первой, теперь уже был вполне жизнеспособным, и после ухода Старшей и ее заместительницы продолжил бы свою успешную деятельность по наказанию косматых, а для супружеской пары стареющих рамониток начинался новый этап их отношений, с новыми заботами и радостями... Так должно было быть, если бы не случился тот самый день, в который оборвались жизни сотен Сестер... а сломались, наверное, многих тысяч.
***
Кира вместе со своим отрядом была одной из немногих, воочию увидевших, что же произошло с Аэлис. Они стояли в центре выстраивающегося поротно войска Сестер, рядом с обеими Богинями, напротив горящих Выперок, в которых еще продолжалась резня и казни, а со стороны уходящей к Виа Ильдеци дороги тянулись и тянулись бесконечные ряды косматых на подмогу уже стоящим на противоположном конце поля королевским солдатам. Уже в тот момент было очевидно, что армия митриан превосходит наспех собранные силы Сестер в несколько раз, однако сомнений в победе ни у кого не возникало: Рамона и Аэлис будут рядом с ними, так чем же косматые могут их напугать? Однако сами Богини были серьезны и насторожены, пристально глядя на вершину одного из холмов на правом фланге королевской армии, у самой дороги. Рамона как раз подозвала Самину, Командору своих храмовниц и непосредственную начальницу Фиби и Киры, указывая ей в том направлении, как вдруг обосновавшиеся на холме жрецы Митриоса начали действовать.
С середины поля, разделявшего два войска, вдруг поднялась волна серого праха, высотой в два человеческих роста, двинувшаяся со страшной скоростью вперед, на защитниц Купола. В этот момент растерялись все - не только простые воительницы, не только самые искусные ученицы Рамона и Аэлис, но и сами Богини. Рамона выдернула из ножен кинжал, засиявший синим цветом, пытаясь, видимо, сплести некое защитное заклинание, но она явно не успевала, ей нечего было в этот момент противопоставить непонятной силе, несущей... определенно, смерть, ибо что еще могли нести косматые колдуны Сестрам? И в этот момент, когда растерянные воительницы готовы были дрогнуть, вперед, навстречу серому праху, метнулась Аэлис, не обращая внимания на предостерегающий оклик возлюбленной, метнулась, воздевая вверх руки - и серая волна не поглотила ее, а... будто была поглощена самой Дарующей Жизнь. Высокая стена праха буквально схлопнулась, стянулась к крошечной на ее фоне белой фигурке Богини, и исчезла без следа.
И в этот момент истошно, на разрыв связок завопили все присутствующие в войске аэлиситки.
Что было дальше, Кира помнила урывками. Количество потрясений в те минуты, видимо, перегрузило ее чувства, и мозг под непосильной ношей пытался вытошнить из памяти лишнее. Оправившись от шока и поняв, что с Аэлис произошло нечто страшное, Рамона набросила на всех Сестер чары ускорения и усиленным магией голосом скомандовала атаку. Это был, конечно, порыв гнева и ярости, но не только: наперерез рванувшим вперед защитницам Купола Богиня устремилась к проклятому холму с засевшими на нем жрецами, понимая, что одним убийственным заклинанием магический арсенал косматых может далеко не исчерпываться, и надо успеть не дать им сотворить новую серую волну. Впрочем, этого Кира уже не видела и не понимала, несясь рядом с Фиби вперед со скоростью скаковой лошади, врубаясь в бронированные ряды мидгалльских пешцев и щедро сея смерть своим двуручником.
Никакого правильного сражения "строй на строй" не получилось - бой разбился на мелкие схватки, имеющие подавляющее численное превосходство косматые давили массой и обходили с флангов, сестры падали одна за другой, и в тот момент, когда Фиби скомандовала жене бежать, у Киры не оставалось никаких шансов на спасение - она могла лишь крутить двуручник, не подпуская к себе врагов. А дальше случилось то, что так отчаянно хочется не помнить - хоть умерев, хоть сойдя с ума. Ее Фиби погибла, лишилась головы от топора косматой твари, и вместе с ней погибли все надежды, желания, мечты самой Киры. Наверное, в этот момент ее можно было брать голыми руками, и мужики не упустили бы такой возможности, однако тут в их тылу раздались крики ужаса, и над рядами королевского войска взметнулся самый настоящий кровавый смерч - это Рамона, расправившаяся, наконец, с главной опасностью, исходящей от митрианских жрецов, пробивалась к своим - и одновременно с ней ударили по врагу подошедшие из Первопоселения ополченки. И не было времени скорбеть и убиваться - была лишь возможность вдоволь проливать кровь дрогнувших и запаниковавших косматых...
Кира окончательно потеряла счет времени и не могла с уверенностью сказать, сколько длилось сражение - пятнадцать минут или полтора часа? Кажется, они одержали победу, вот только плохая это была победа. Не слышно было торжествующих кликов, лишь стоны, проклятия и плач. Когда схлынула боевая ярость и чары Рамоны, когда не осталось силы в ногах, чтобы преследовать косматых тварей, ни в руках, чтобы их рубить - она рухнула наземь, задыхаясь от веса доспеха и надеясь умереть от разрыва сердца, ибо у нее оставалось причин жить дальше. Однако тренированное тело сыграло с Кирой злую шутку, отказав в спасительной и милосердной смерти. Непонятно, сколько она пролежала в таком состоянии, прежде чем появились послушницы-рамонитки, оказывающие помощь раненым и проверяющие тела - и вместе с ними пришло нечто, похожее на чувство долга: как могла она, даже не раненая ни разу всерьез, валяться на земле, жалея себя, когда вокруг было столько нуждающихся в помощи? Не обращая внимания на собственные многочисленные порезы, Кира стала помогать раненым вместе с молодыми девчонками, щедро расходуя скромные целительные силы, дарованные ей Рамоной, пока не исчерпала свои способности к закрытию ран полностью. Идя по своим следам назад, ища нуждающихся в помощи, она и набрела на место последнего боя своего отряда, куда сносили трупы павших рамониток. И там, над телом Ланы, Кира увидела ее мать - Командору Самину.
Они с Фиби были одногодками, жили в юности в одной келье, укрывались одним одеялом, однако более разные характеры представить себе просто невозможно. Длинная и худая, словно жердина, рано поседевшая и как-то иссохшая, Самина всем своим внешним видом соответствовала характеру невыносимо требовательной сухой педантки, строгой придиры, от которой невозможно дождаться теплого слова. "Она умудряется поблагодарить за службу перед строем так, что у девчонок молоко в сиськах от тоски скисает" - как верно подметила острая на язык Фиби. И вместе с тем - была в ее поведении и суровая справедливость: Командора никогда не требовала от своих храмовниц знать и уметь того, чего не знала и не могла она сама, поэтому, даже разменяв полвека, она не бросила изнурительных воинских упражнений и не уставала учиться.
Удивительно, что у такой сухой корки была в свое время жена, и даже родилась дочь - впрочем, длилось ее семейное счастье недолго, и уже лет пятнадцать она не жила с супругой вместе, хоть до формального развода дело так и не дошло. Что там и как - Кира никогда особо не интересовалась, пока не выяснилось неожиданно, что молодая восемнадцатилетняя жрица, определенная к ним в отряд по настоянию Фиби, оказывается, дочь Самины. Командора, мягко говоря, была не в восторге от такого следования по ее стопам, ибо семейственности и всякому карьеризму за счет родственных отношений в Храме, как она сама неустанно твердила, места нет. Соответственно, ее собственной дочери не полагалось не то что никаких поблажек - совсем наоборот, во время каждого строевого смотра Лана подвергалась особенно суровой проверке. "Сестра Фиби, будьте добры объяснить на досуге своим подчиненным, что подобное состояние подметки ведет в дальнем рейде к фатальным последствиям." "Сестра Фиби", которую тыкали в чуть потертую подметку молодой девчонки, разумеется, злилась, иногда даже дерзила, а пару раз ходила разбираться к своей начальнице за закрытыми дверями. Кабинет командоры обладал неплохой звукоизоляцией, но когда две однокашницы начинали выяснять отношения, орать друг на дружку и бить по столу кулаками - даже в приемной дрожали письменные приборы, Кира видела сама. Единственная, кто не испытывала по поводу своего угнетенного положения никакого беспокойства - это как раз сама Лана, девочка на редкость покладистая и спокойная, полюбившаяся сразу всей группе, где каждая воительница годилась ей в матери. Кажется, именно ее не хватало отряду Фиби, чтобы окончательно превратиться в настоящую семью...
И вот теперь над телом Ланы стояла на одном колене сгорбившаяся и осунувшаяся мать, разом постаревшая лет на десять. Сложно было представить о чем она думает, о чем жалеет, что хотела бы исправить. Или, наоборот, не так уж сложно? Горе всех потерявших на этом проклятом поле своих жен, дочерей, матерей - оно ведь одинаковое, в сущности, одно на всех. Простая ты воительница, Командора... или Богиня.
Как раз в этот момент мимо них шла такая же осунувшаяся и погасшая где-то внутри Рамона. Остановившись рядом со своими ученицами, она выдавила не своим голосом:
- Я... я под Купол. Там сейчас тоже очень тяжело и страшно. И... Аэлис... Попробую сделать что-нибудь. Она не погибла сразу, значит, есть надежда, - и она поплелась дальше, то ли не имея сил, то ли не считая себя вправе давать сейчас какие-то наставления своим последовательницам. Но, как ни странно, именно такое ее поведение заставило ожить Самину. Встав на ноги, она скомандовала послушницам:
- Уносите, - заметив наблюдающую за ней Киру, дождалась, пока не останется посторонних, и обратилась к подчиненной:
- Когда-нибудь у нас будет очень много ночей, чтобы орать от боли, рыдать в подушку, раздирать себе в кровь лица, горевать как положено. Но сейчас мы такой роскоши не имеем. Сейчас мы с тобой, похоже, остались в Храме самыми старшими. И не только в Храме. Скажи, Кира, ты здесь? Ты со мной?