Весь мир пылал. Пламя жадно вгрызалось в плоть Скёгги. Огонь, бушевавший снаружи, стремился поглотить пламя, беснующееся в груди воина. Сквозь алые всполохи Скёгги отчётливо видел погребальные костры. Все его близкие и далёкие, знакомые и незнакомцы лежали на этих кострах... и не было ничего кроме тех костров и пепла, устилавшего землю. От горизонта и до горизонта. Огонь плясал на просмоленных поленьях, раздуваемый истошными криками погребаемых заживо. Крики эти метались над пустошью, вздымая клубы пепла, пока не слились в единый поток. Бурный поток человеческих страданий устремился к небу и прорвал пелену свинцовых туч. И Скёгги увидел в бреши небесной... пустоту.
Сигбьёрн сбил соратника с ног. Факел из плоти рухнул в снег и тут же попытался подняться. Когда же Конь стал забрасывать его снегом, Скёгги вцепился в его одежду и вот спустя мгновенье они уже катались по взрыхлённому насту, сцепившись не на жизнь, а насмерть. Подоспевшая Ревдис накинула плащ и тот сырой сетью опутал обоих, погасив то, что ещё осталось.
Скёгги замер. В темноте под покровом из шерсти Сигбьёрн слышал его тяжёлое дыхание. Когда же сдёрнули с них тяжёлый саван, то все увидели раны Хравнсона. Волчий огонь обглодал его плоть, что пятнами чернела на животе и груди. Тут же подоспел и Гудгерд. Спешно жуя свой небогатый улов из едва живых трав и раскупоривая баночку жира, старик склонился над соратником. Блеклые глаза старца уже видели подобные раны. Память подсказала, что мал шанс на спасенье.
Скёгги же лежал, устремив взор на небо. И там, сквозь брешь тяжёлых туч, он смотрел на пустоту. Это всё, что сейчас наполняло его мир: запах палёной плоти и пустота.