Лицо конунга светлело тем сильнее, чем больше мужчин поднималось из-за стола. Для многих жителей Бифроста вёльвы были куда страшнее Йотунов. Возможно потому, что старухи терзали своих жертв и в посмертии. Хранители Эрве-Ордал нехотя рассказывали о жутком вое мертвецов, что каждую ночь приносило с холодным ветром от Вёльвбринна. И в том вое они явственно различали родные голоса.
Торугв Стурсон выслушал каждого. С тёплой улыбкой и благодарностью во взгляде принял он дары и слова. Когда же те были сказаны, а скамьи тихо поскрипывали под теми, кто прятал свой взор, Конунг снова окинул своды Длинного Дома и молвил:
– Благодарю тебя, Сигбьёрн Сигурдсон. За злато с южных берегов и за жемчуг твоих слов. Славного сына взрастил Щитоед, многия драпы мы сложим о вас. Иные споём мы с вами в Вальхалле. – Конунг отстегнул от пояса длинный нож в ножнах из морского камня, и протянул его Сигбьёрну. – Плох тот хозяин, что не найдёт отдарка на достойный подарок. Прими же нож этот славный*. Пусть тебе он службу cослужит, как и меня он выручал в дальних походах.
Когда же Сигбьёрн отступил от конунга, сжимая подарок в руках, тот взглянул на Гудгерда.
– Гудгерд Славный, что ходит за Хель, но никак её не догонит. – С лёгким поклоном сказал конунг. – Я не мог сомневаться, что откликнешься ты на мой зов. Мёд твоих слов согревает мне сердце. Прими же и ты мой подарок за верность.
Торугв протянул руку и хускарл, стоящий одесную, протянул ему копьё. Стурсон же передал его Гудгерду с такими словами:
– Клинок этого славного копья пронзил ни одно сердце медведо-людей. Пусть теперь и тебе оно службу сослужит.
Когда и Гудгерд отступил со своим даром, настала очередь Бёльверка.
– Медведя сын, что Бёльверком зовётся. – Начал конунг. – Тем слаще будет мой мёд, что пью из достойного рога. – В подтверждении этих слов Торугв протянул подарок Бьёрсона и хускарл тут же наполнил его мёдом. Стурсон в несколько глотков осушил рог и перевернул его, показав, что там не осталось ни капли. А после продолжил: – Благодарю я тебя и за дивные висы. А паче их всех, за то, что принял мой зов. От Медвежьего сына не ждал я иного. Прими же и ты мою благодарность.
Конунг показал хускарлу и тот снял со стены щит, украшенный чешуёй из морского камня. Хускарл передал его Торугву, а тот подал Бёльверку с такими словами:
– Пусть он хранит тебя от стального копья и недоброго слова, как хранил всё это время меня.
Бёльверк принял щит, что оказался намного легче, чем выглядел, и тогда настал и черёд Ингвара.
– Ингвар, сын Торсбарда. Слышал я о горе, что тебя настигло. И рад я, что враги твои мёрзнут во льдах. Не печалься, что нет у тебя ни дара, ни висы. Ты с собою принёс горячее сердце – это больше, чем есть у иных, что сидят за столами. Из тех, кто о себе говорит, что он – викинг. – Сказав это, Торугв окинул взглядом сидящих за столами, а те стыдливо опустили свои взоры.
Никто не спешил отправиться к вёльвам – пасть от их козней не значило то же, что сложить голову в честном бою. Наконец конунг снова обратил свой взор на Ингвара. Он окинул взглядом могучую фигуру бонда, и на миг показалось, что конунг пришёл в замешательство, не зная чем одарить своего гостя. Вдруг лёгкая улыбка показалась на губах Торугва Стурсона. Конунг наклонился и шепнул что-то своему хускарлу и тот тут же чинно покинул Длинный Дом, а вернулся уже с небольшим свёртком в руках. Он передал его конунгу, а тот – Ингвару, сказав такие слова:
– Слышал я, что в огне почили и твои домашние боги. Прими же моих. Пусть хранят тебя в пути и дают дельный совет. И пусть найдут свой угол в том доме, что ты снова отстроишь с приходом тёплого лета.
Когда же все откликнувшиеся на зов были одарены, конунг вновь окинул всех взглядом и сказал уже обращаясь к прочим, собравшимся в Доме:
– Эти славные мужи сегодня сядут за моим столом, и я буду поить, и кормить их. Вы же, пейте и висы слагайте в честь смельчаков. Сегодня они мои ближние гости. Завтра с рассветом отправятся в путь. Я молвил.
И конунг усадил за стол подле себя Сигбьёрна и Гудгерда, Бёльверка и Ингвара. И лично подносил им мясо и мёд. А остальные поднимали рога, полные браги, за здоровье героев. И слагали разные висы. Над иными смеялись, после других же поднимали рога.
Потом настал черёд шуточных поединков на щитах. И бились гости, смеясь и оскальзываясь на браге. Тогда насмерть разбился Сигни Ульвсон и его отнесли в гостевые покои, а затем продолжили пир. Лилась в ту ночь брага и мёд, и ели все так, словно навёрстывали за прошедшие долгие зимы и запасались перед зимами грядущими.
Когда же настала полночь, конунг проводил смельчаков в дом для гостей, где их лично устроил. И спали они на шкурах возле горячего очага, сытые и хмельные. И не было в ту ночь тревог и печали. Лишь вдалеке выли голодные волки. Дурная примета.
Утро встретило смельчаков первым рассветом. Первым за эту длинную зиму. Солнце, прорвавшись сквозь тучи, на миг осветило своими лучами их лица, едва те показались из дома. Увидев это, возликовал Торугв Стурсон и сказал, что это благое знаменье.
Всем альтингом собрали героев. Посадили в просторные сани. Мёда туда положили, сверху укрыли мешками с вяленым мясом и кашей. И с миром отправили в путь.
Солнце ещё пару раз подсмотрело за ними, превращая наст в искрящиеся алмазы. Обернувшись назад, герои увидели, как вспыхивают всеми цветами стены домов Радужного города. А народ Бифроста, что вывалил за ворота, ещё долго кричал им вслед. И даже когда город скрылся за скалами фьорда, эхо их голосов догоняло героев. Впереди лежала ледяная дорога. Там был Лейкангер, а под ним перекрёсток. И одна из дорог, что приведёт их к чёрному лесу – Вёльвбринн.