Мотивы узоров и обстановка в какой-то степени были привычными для янтарных восточных глаз, но не настолько, чтобы испытывать какие-либо уколы ностальгии. В Эрзуруме еще молодая, Олеандр выживала в грязи трущоб, а не прохлаждаюсь в тени айвы, наслаждалась зодческим искусством турецких мастеров. Она была не из тех, кто жил в воспоминаниях о прошлом, тем более, чего-то хорошего в детстве и юношестве нынешней убийцы было до смешного мало. Довольствуясь малым, она научилась только одному - ценить все хорошее. Поэтому любая нынешняя роскошь, неважно какого происхождения, всегда радовала глаз. В довесок к этому, она контрастировала с аскетичным минимализмом Мегарона, который в перерывах между собраниями, был способен навести тоску.
Поднеся мундштук к губам, чтобы в очередной раз утопить легкие в черном дыму, Олеандр замерла. Образы перед глазами казались странными и очень правдоподобными. Никогда не совершая паломничество в Мекку, она прекрасно понимала, кто и что явились ее разуму. Но почему? Женщина находилась крайне далеко от османских земель. Испытывание воли Аллаха давно перестало быть каким-либо спортом и превратилось в повседневность. Она не помнила, когда в последний раз становилась на колени, обратив взор в сторону священной Каабы, а кыбла давно растворилась в памяти Олеандр.
Пора кончать с этим.
Она отпустила мундштук и тот с глухим стуком упал на ковер, а за ним потянулся шелест трубки-змеи. Очень хотелось пить и Олеандр помнила, что где-то поблизости был кофейный оазис. Наркотик в кальяне преобразовывал восприятие окружения и, будучи в его власти, стюарт ложи знала, что на вкус крепкий восточный напиток будет освежающе сочным, словно спелый арбуз. Оставалось самое сложное: протянуть руку и дотянуться до чашки.