Края бровей Жана Батиста ползли все выше и выше по лбу, пока не образовали на нем почти идеальный треугольник, который резко обрушился вниз, как только мальчик завершил свое повествование. Картина складывалась куда более многогранной, чем просто вооруженное столкновение, в котором не было места переговорам. Не видя последствий еретической деятельности Камзолов под предводительством Стеклянного Глаза, ему было сложно выдвигать суждение. Одно доминиканец знал наверняка - руки Морианцев по локти испачканы в крови и только один из них пришел к порогу капеллы Святой Марии.
— «Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека: ибо человек создан по образу Божию». — Выждав паузу, монах медленно кивнул. Подросток, склонившийся над скамьей, казалось, не торопился поднимать голову. Цитата растворилась в прохладной тени капеллы. Олле не видел, с каким выражением проговаривал эти слова монах, поэтому растолковать мог не только как предостережение, но и как то, что они таким образом стали палачам, ибо чем кто согрешает, тем и наказывается.
— То был Бог Ветхого завета, ответственный за насилие, а не Бог милосердия, найденный в Новом Завете. Мы, смертные, не должны решать за него, — Мужчина спрятал руки в рукавах мантии и начал немного покачиваться. — Мне неизвестно, каким способом вы пришли усмирять разбои Камзолов, но зная их нрав, я не удивлен, что была пролита кровь. Однако… даже они были в праве получить честный суд.
— Теперь уже никто не узнает, что было бы в будущем, не приди вы и не соверши то, что совершили. Возможно, эту ответственность взяли бы на себя другие… Или же жителям Нуэво Пескадор пришел бы печальный конец.
Повисла тишина.
— Юноша, вы же пришли, потому что ищите прощения?