Молодняк всегда спит больше и сегодняшняя ночь — не была исключением. Кажется, что Аксель закрывал глаза одним из последних и точно так же, одним из первых их открыл: в окно ещё даже не начинало забивать солнце, когда еле слышно кряхтя, он поставил ноги на прохладную деревянную поверхность, потирая глаза загрубевшей на подушечках пальцев кожей, оглядываясь по сторонам. Глаза быстро привыкают к темноте и мужчина легко просчитывает, кто есть, а кого уже — или ещё — нет на корабле. Что же, до тех пор, пока Олле вернётся на корабль до отплытия «Мориона», едва ли о нём стоило переживать: они все были свободны в своих передвижениях, пока работа выполнялась как надо. Они стоят на месте, так что мастер парусов может делать, что хотел.
Акселю бы, возможно, поспать ещё, восстановиться после вчерашних драк и предвестников смерти, однако Краг по возрасту знал, что открывая глаза однажды, дальше засыпать у него никогда не получалось.
Помнится, одно время Эли совсем плохо спала: детское воображение взыгралось не на шутку после историй о русалках и морских чудовищах от мальчишек по соседству, а закрепив результат ещё и сказками в книжках, ребёнок совсем не видел никаких других сновидений, кроме кошмаров. В отличие от других дочерей, Элеонора всегда приходила с шумом, плачем и громким топотом, зарываясь в одеяло и подушки, хватаясь за плечи родителей.
Всё бы ничего, но как только ребёнок отключался, наступала ночь кошмаров для Акселя: тогда он не спал чуть больше, чем неделю, параллельно работая и занимаясь бытом после. Краг хмурится, отводит взгляд куда-то в сторону. После вчерашнего ему до сих пор виделась морда ожившей статуэтки, говорящей с ним о дочери. Оставалась надежда только на то, что она в порядке. Сколько уж лет прошло?
Хлопнув по голым коленкам, датчанин одним рывком встал на ноги. Пора было приниматься за работу.
Когда много раз зажженная прежде свечка, дающая свет над куском пергамента, над которым корпел Аксель последний час, уже догорала, мужчина вытягивает руки вверх, потягиваясь. Слышится хруст — это спина, дающая сбой от одной из той же позы на протяжении долгих минут. Аксель что-то недовольно бубнит себе под нос, подчёркивая строку «ром»: всё бы ничего, но с той резвостью, с которой ребята тратили ценный ресурс как воду, который может пригодится им в будущем, он может закончиться, не оказавшись на палубе.
Нужно обдумать, какую выручку они могут получить с Табаго прежде, чем они двинутся отсюда дальше. Да и куда?
Заканчивая со списком найденного и откладывая в сторону письменные принадлежности, как боковым зрением он замечает...
— Да ты больно издеваешься, — он хмыкает, когда белое оперение появляется в поле зрения. Немигающим взглядом он смотрит на птицу, — Краг был готов дать зуб на отсечение, что это та самая чайка, которую он встретил прежде — а затем ещё тише добавляет, — и как давно ты тут?
Очевидно, ответа он не получает, зато теперь, со свободными руками и мыслями, ему приходит в голову одна идея. Птица ведь уже однажды помогла ему, может, пригодится и в будущем?
С определённой лёгкостью, идущий вслед за своим былым мальчишеским любопытством, Аксель Йен поднимается на палубу аккурат к моменту, когда слышит громкие разговоры между коком и... датчанин хмыкает себе под нос, наблюдая за удивительной картиной: одного вечера ему хватило, чтобы не просто с девчонкой сговорится, но научить её языку и работе, полезной на корабле.
— Снимаю шляпу, — снимая невидимую со своей головы, Краг, со стопкой перехваченного сена для Бернадетты, что хранился в трюме да тонкой бечёвкой, что моряки использовали, чтобы перевязать мелочевку, следует в сторону лестницы, ведущую на квартердеку. Краем глаза он замечает Хавьера, лишь махнув тому рукой, но не особо дожидается момента, когда тот ему ответит, учитывая его слепое направление в сторону трюма.
Задирая голову к связанным парусам грот-мачты, он хмыкает себе под нос, когда снова видит свою подругу, отчего более преисполненный своими обязанностями, присаживается к деревянным доскам в самом углу, начиная методично раскладывать и перевязывать сухое сено...