Джон пришёл в себя в незнакомом месте. Похоже, это винный погреб. Запах дуба, резные полки, крупные бочонки, бутылки вина, шкафчики с фужерами. Один из них перевернут, бокалы и пара бутылок разбиты вдребезги. В луже из вина, израненная осколками стекла, лежит недвижимая девушка. Она мертвенно бледна, стеклянные глаза застыли в жутковатой смеси ужаса и наслаждения.
Осмотрев себя, Джон понял, что он полностью обнажён, перемазан в крови и вине. Его кожа так же бледна, как у этой девушки. На теле также порезы от стекла, но они совершенно не саднят, хотя и должны бы. На его лодыжке стальное кольцо, прикрепляющее его цепью к скобе, прочно вдетой в стену. Судя по тому, как изранена нога Джона и следам на кольце и цепи, кто-то очень активно пытался её снять, но безуспешно.
Размытые воспоминания постепенно возвращаются. О последних днях. О встрече с тем странным человеком, утверждающим, что он "Сородич". О его историях, их договоре. Воспоминания последних дней, или даже недели, все ещё довольно смутные, но вместе с ними приходят и догадки, почему бы Джон мог оказаться здесь.
Дверь в погреб приоткрылась и по лестнице начало спускаться двое людей. Одного из них Кауффман вспомнил. Мистер Алан Соверин, немного сгорбленный, лысеющий мужчина за пятьдесят лет, с залысинами, морщинистым лбом и в круглых, небольших очках. Вечно в деловом костюме, со строгим взглядом, будто въедающимся в сердце.
Рядом с ним крупный бородатый мужчина, в жилетке и шляпе, на поясе которого висит пистолет. Спустившись вниз, Соверин едва заметно кивнул на мёртвую девушку. Бородач подошёл ближе, прям по осколкам стекла, легко, словно пушинку, и не выказывая никаких эмоций, поднимая труп на плечо. Он понёс её куда-то в противоположный угол погреба.
- Пришёл в себя, наконец-то. Как ты себя чувствуешь? - спросил Соверин, все ещё держась на достаточном расстоянии, что бы Джон не мог приблизиться к нему, даже полностью вытянув цепь.