Ночь Ральф спал плохо. Десятника уложив, и себе койку нашёл, но заснуть не смог, промотался час, с бока на бок перекатываясь. Надоело, поднялся и пошёл караульным в усиление — в трезвость их верилось слабо, хоть кто-то здравомыслящий требовался, для спокойствия. Лишь под утро, когда глаза слипаться начали, освободился и забылся дремотой.
Новость же принял без радости. Но притворился, выдавил из себя неловкую улыбку:
— Домой?
Слово за годы войны утратило свой смысл. Затерялось где-то в бесчисленно-стоптанных дорогах ещё в начале службы, когда вызывавший опаску взрослый дядька герр Пфальц, почти не привлекавший внимания юнца-Фарца в деревне, стал вдруг своим парнем, боевым братом Юргеном. Ещё тогда Ральф задумался: если сосед так изменился от войны, как изменится Бёк? Теперь он не хотел знать. К тому же, там ждали вопросы. Сотник был не единственным земляком, ушедшим в армию. Но одним из немногих, доживших до победы. Как рассказывать про гибель близких? Ральф любил припизднуть и умел потрепать языком, но такие истории были не для него.
"Собирать роту"? Вздохнул парень, но спорить не стал. Ух, наслушаться придётся, конечно, от похмельных бойцов. Но похуй: приказ есть приказ.
— РОТА, ПОДЪЁМ!