ПРОЛОГ: Странные дела
Середина августа — это такое время года, когда вроде бы уже и лето позади, но и перед учёбой ещё остаётся немного времени, чтобы как следует приуныть. В это время мало кого из детей отправляют в деревню к бабушкам и дедушкам. Обычно наоборот — все возвращаются в города, чтобы встретить первое сентября во всеоружии: успеть купить новую одежду и учебные принадлежности, отыскать в магазинах нужные учебники, да и просто морально подготовиться к очередной душевной пытке с редкими передышками под названием "учёба".
Саундтрек:
ссылкаВпрочем, отношение к учёбе у каждого своё. Например, Ярославе школа в целом нравилась, если не брать в расчёт "особо поехавших" учителей: нравились ребята, соседка по парте, с классной — Раисой Дмитриевной — им тоже очень повезло (её всегда можно было попросить "придержать" двоечку для дневника до исправления), и даже директриса была душевной тёткой: воспитывала провинившихся чаем с зефирками и разговорами по душам, и это, как ни странно, работало! Поэтому Яру всё чаще тревожила мысль о том, что в школе ей остался последний год, а потом сплошная неизвестность. Впрочем, сейчас она старалась об этом не думать. Отчасти поэтому она согласилась на поездку к тёте — чтобы не думать. Да и свежий воздух, опять же. И подсознательная любовь к электричкам тоже была не последним аргументом. Жаль только, что тётин пёс умер от старости, а отвезти ей щенка не вышло — поздно спохватилась.
Сунув в уши наушники с музыкой, положив ногу на отключенный радиатор и оперевшись локтем на узкий подоконник, Яра отвлечённо наблюдала проносящиеся за окном то изумрудные холмы с пасущейся сельской живностью, то золотые просторы спелой пшеницы, дожидающиеся своего комбайна, то пруды и извилистые речушки с их лягушками, бобрами и цаплями, то покошенные поля с разбросанными по ним тюками и копнами сена, то завораживающие своей невероятной красотой лесные массивы, уже окрасившиеся цветами осени. Но всё это поражает и восторгает только до тех пор, пока не замылится глаз. Или пока мирное покачивание вагона и ритмичный стук колёс не убаюкают уставшего пассажира.
Вот отличие от Яры, Жене, сидевшему напротив, спать совершенно не хотелось. Да и ехать к бабушке с дедом тоже не особо. Но что поделать: родители решили махнуть в Турцию на полторы недели, а куда Женю? Правильно, в деревню! Чтобы не сидел сычом в четырёх стенах. Хотя у поездки были по крайней мере два утешительных момента — бабушка с дедом. Они всегда были ему рады. Всегда и безусловно. И он им тоже. Возможно, он даже соскучился.
А ещё у них жила кошка Лиска — рыжая такая, хитрая как лисица и смешная, и хвост у неё необычно пушистый, потому так и назвали. И подслеповатый кот-кругломорд (дед его так назвал) нахального окраса, что с недавних пор поселился под домом и приучил стариков его подкармливать — хоть не свой, но жалко же. О нём Женя пока только слышал. На этом с плюсами вроде бы и всё... хотя, кажется, у них там ещё пруд был?
Алиса чудом — крайне сомнительным — успела на электричку. Точнее родители не успели отвезти её на вокзал вовремя, из-за чего пришлось догонять поезд на машине. А ведь она так надеялась, почти молилась, что они не успеют, или что родители всё-таки передумают! Но увы, чуда не свершилось, и девочка села на третьей станции от Оренбурга. Всё потому что именно этот поезд ходил редко — по вторникам и через раз по субботам. Конечно, в теории до Кристинино можно было бы добраться и поездом Оренбург-Магнитогорск, но там ещё пришлось бы ловить маршрутку, а затем ещё часа два топать от остановки пешком по пыльному гравию через лес, где тебя с равной вероятностью может сбить редкий грузовик или стадо кабанов.
Бабушку Алиса не видела уже почти три года — с тех пор, как похоронили деда, говорили только по телефону. Без него её дом казался пустым, даже когда двоюродная тётя с её братом и другими родственниками приезжали помогать по хозяйству. Поэтому причин туда рваться было ещё меньше, чем раньше, несмотря на то, что вроде бы и с теми родственниками отношения всегда были неплохими. Но деваться уже было некуда. Да и, к тому же, последние две недели лета обычно самые скоротечные — можно и перетерпеть... Наверное.
Свободных мест в вагоне не то что бы было много. С подвыпившими тётками садиться Алиса, понятно, не захотела. Следующее свободное место было рядом с девочкой-готом и очкастым пареньком, но огромный бородатый дядька с мрачной мордой кавказской овчарки, насквозь пропахший настойкой боярышника и «Примой», и его приятель рюкзак, в котором можно было спрятать целого медведя, отбил желание оставаться в радиусе нескольких метров. Продвигаясь к хвосту поезда мимо выступавших в проход больших сумок, ног и плечей, Алиса даже заметила пару знакомых лиц, приветственно кивнув им в ответ. Как она и надеялась, в самом конце вагона нашлось ещё одно свободное местечко — рядом с Ярой, напротив Жени и пары сумок. Теряясь в изобилии вариантов, она скинула рюкзак на сидение и плюхнулась следом. Судя по задумчивому лицу паренька и закрывающимся глазам девушки, они были не против.
— ... да был, был, туда вон забежал, поганец! — жаловалась крупная пожилая дама в форме работника Ж/Д подруге-контролёру и двоим молодым людям в серых комбинезонах без опознавательных знаков, неохотно следовавшим за ней.
— Это всё тот чёрный-то? — переспросила подруга.
— Да он самый, зараза! С белым галстуком этот. Мёдом ему тут, что ли, намазано? — продолжала женщина, тихонько продвигаясь вперёд и заглядывая под сидения.
— Мож, всё-таки чей-то?
— Да ничейный он, говорю тебе. Запрыгивает на станции и шастает по вагону, засранец! То туда, то оттудова. А я потом жалобы принимай. До меня вон Галка, говорит, метлой его всё гоняла, да толку...
— А вы что, кх... ота ищете, да? — подала голос одна из пожилых выпивох, когда комиссия по отлову хвостатого нарушителя, поравнялась с ними. — А мы в... видели.
— Ага, — авторитетно кивнула её соседка со стеклянным взглядом, изо всех сил изображая Абсолютно Трезвого пассажира.
— Где видели-то? — спросила контролёр. — Здесь чтоль?
— А 'от... туда прошмн... гнул, — махнула рукой выпивоха в сторону хвоста вагона, едва не задев затылок мужчины, сидевшего позади, — кх... худа-то.
— Видишь? Говорю же, не примерещилось, тут он где-то. Прячется. Оль, встань-ка на входе, а? Сейчас изловим гадёныша.
В это же самое время из полумрака под сидением Ярославы и Алисы на Женю уставились два разноцветных кошачьих глаза (бело-серый и изумрудно-зелёный). Очертаний кота он ещё не разглядел — только глаза: большие, почти разумные, то ли удивлённые, то ли испуганные. Их взгляд словно бы пытался выразить какую-то мысль, отчаянно надеясь, что Женя поймёт и без слов.