* * *
Умбар поворошил кочергой дрова в камине. Чуть взметнулось пламя, и шаловливый отблеск на доли секунды выхватил его силуэт из полумрака зала. Умбар сел прямо на шкуру, расстеленную поверх хорошо разогретого пола, а затем чуть склонился к огню. Облик в меньшей степени воина, но в большей же — просто умиротворенного человека. Такими обычно бывают путники, вернувшиеся с дороги, авантюристы с задания или просто землепашцы с полей. Приходят, так же просто падают к камину и стягивают сапоги, давая отдохнуть ногам. Рядом с Умбаром было спокойно. Унимались душевные муки. Отходили назад терзания. И нелегко понять, что тому служило — заклинательная ли сила паладина или же то, кем он являлся на самом деле. Кем являлся, не скрываясь за доспехом, приказами Эйба и догматами Адамантиновой Цепи. Умбар служил некроманту, не стремясь раздувать угли в очаге ходивших о нем зловещих мифов. Умбар нес бремя дурной репутации, не оспаривая ее. Но и не подкрепляя без крайней на то нужды.
Оставим бессмысленные злодеяния разбойникам и дезертирам. Оставим жестокость палачам и храмовникам. Оставим недобрую славу прогнившим церквям и аристократам. Все это приходится нести — никуда не деться — но эти вещи лишь тяготы. Тяготы, чье наличие — следствие содеянного, а не его причина. Причина же в ином. Есть все же и то, что Умбар не может никому оставить.
Покорение. Силу, дисциплину и укрощение непреклонных.
Смиренным — возвышение. Гордым — низвержение. Инакомыслящим — кара.Прошло два месяца с тех пор, как Хелген пал на милость Эйба. Защитники сражались стойко и, наверное, все-таки можно сказать, что отважно. Но им не было суждено победить. Враг, противостоявший им, оказался куда сильнее, хотя его мощь не исчерпывалась только лишь могуществом Эйба. Дул ветер перемен. Жестокий и опасный ветер, кренящий здание привычного и устоявшегося. То самое здание, где доселе ютились сотни тысяч приспособленцев и трусов. Умбар смотрел на это спокойно, и ничто не колебало в нем принятие происходящего. Бьющийся в лихорадке мир вновь склонил голову перед сильным. А затем, как и во все времена прежде, сильный взял над ним власть и установил свои законы. Это правильно. Это закономерно. Таков порядок вещей. Каждому в нем отмерено свое, и он арифметически точен. Ты удержишь в руках только то, что способен удержать; ни на йоту больше или меньше. Слабый потеряет многое, сильный приумножит малое. Это не всем нравится, но мир пока не отлил фундамента надежнее.
Монолит возведен. Предыдущая фаза осталась позади. Время переходить к следующей.
Регион, перешедший под владычество Эйба, так и не присмирел. Все еще ошивались по лесам банды мародеров, налетчиков и головорезов. Все еще сидели по городам и деревням своры грабителей и убийц. Разные стяги и знамена, разные цели и мотивы, разные чаяния и стремления. Но одно общее. Умбар жестко прищурился, глядя на огонь, а затем медленно сжал протянутые к ему ладони в кулаки. Сжал до побелевших костяшек.
Одно общее. Норовистость, непослушание и упрямство.
Непокорность.
Разбираясь на примере деревушки Даскван в причинах, почему так происходит, Умбар пришел к выводу, что дело все-таки в немертвых слугах. Даркван — село людей с вполне традиционными для Эктодумы взглядами на некромантию и ее порождения. Плохо, зло, скверна, пагуба и так далее. Вот у этих людей некромант сначала требует какую-то там десятину. Ответ закономерный: пошел он нахер. Некромант не унимается и высылает своих немертвых порученцев. Ответ еще более закономерный: ах он угрожает! — всех сжечь, и пошел он нахер. То есть, происходили вполне тривиальные вещи. Не что-то из ряда вон и не что-то, что никак нельзя было предусмотреть. На месте Эйба сам Умбар отправил бы прежде всего живых подданных. Желательно, чтобы среди них был тоже живой дворянин. И еще хорошо бы зарядить их всех какой-нибудь полезной положительной накачкой. Мол, вот, как всем нам там хорошо — не работаем, живем в стране вечного лета и всеобщего благоденствия, а немертвые все за нас сделают. И ведь что характерно — это во многом-то не ложь! Достаточно просто создать показательный положительный пример — всего лишь. Одного примера хватит, чтобы покорение осуществилось... Ну... Трети на две точно.
Все это Умбар не так давно обсудил с Эйбом. И Эйб был краток:
— У меня есть живые подданные. Один из них — ты. Дворянка тоже в подданстве есть — это Габриэлла. Считаешь, что это хорошо сработает — славно, вот ты же это и проверишь. А я посмотрю, так ли все сладится на деле.
Кто-то сказал бы, что инициатива опять поимела инициатора. Однако досады Умбар не испытывал. Все, что его разбирало — это запал и подлинный, искренний азарт. Тот самый, с каким беспробудный лудоман берется за карты или кости. И сравнение это далеко от метафорического. Покорение — действительно в чем-то азартная игра. Со своими правилами и игроками.
И другими ставками.
Впрочем, никаких иллюзий Умбар не испытывал. Единственное, за что он мог поручиться — это то, что он протянет жителям Дасквана руку помощи. Протянет открыто и честно, без фальши. Не держа в другой руке нож за спиной. Эйбу нужны живые подданные. Немертвые хорошо работают и воюют, но их разум застывает на моменте смерти; живым в этом смысле доступно гораздо большее. Только живые развивают ремесла и науки. Только живые пишут картины и книги. И только живые создают богов и низвергают их, лишая веры. Живое подданство в государстве немертвых — это не прихоть и не блажь. Это необходимость. Условие выживания молодого государства. Если живым нужна поддержка и помощь — Умбар даст в полной мере и того, и другого.
Но лучше бы им принять эту помощь сразу и без верчения хвостом.
Потому что иначе тот же Умбар размажет их по брусчатке.
* * *
— Насколько велика эта неустойка, господин? Дасквану предстоит как-то пережить и зиму. Сможет ли он погасить все долги и не остаться совсем нищим? А если не сможет — допускаешь ли ты возможность взыскать эти долги паями?