Господин Сингкх, вернее, его мертвая оболочка, на первый взгляд выглядел как самый обычный покойник без каких-либо следов насильственного вмешательства. Зато, словно для того, чтобы поиздеваться над возможным судмедэкспертом, тело было густо умащено сандаловым маслом, так что если и были какие-то специфические запахи, связанные со смертью, то их перебил глубокий и теплый древесный аромат с легким мускусным оттенком. На груди у мертвеца висел простенький холщовый мешочек, в котором на поверку оказались перемешанные зерна риса и кунжута.
Подпиравшая во время первичного осмотра стенку Лотта, незадолго до этого голодным взглядом проводившая санитара с плошкой макарон, прокомментировала находки:
- На Радже принято покойников кремировать. А чтобы тело лучше занялось, его обрабатывают разными маслами, в зависимости от достатка семьи. И действительно иногда делают это заранее, чтобы оно пропиталось полностью, потому что незагоревшееся тело – очень дурной знак. А вот насчет мешочка не знаю даже: я все же не спец по местным похоронным обрядам. Уточнить, пока продолжаешь изучать фронт работ?
Получив подтверждение, инквизитор торопливо покинула прозекторскую, чтобы вскоре явиться с докладом:
- Так, Нат, я уточнила и, судя по всему, это не зацепка. Рис и кунжут мешают с прахом для его сохранности, и иногда заранее оставляют рядом с телом – чтобы зерна пропитались эманациями мертвеца и стали с ним едины, тасзать. Записи я поведу и, если что могу и ассистировать – только четко говори, что надо, потому медицинского опыта у меня нет.
Разобравшись с вводной частью, доктор приступил к планомерному осмотру мертвеца. Иных запахов, кроме сандалового, он, как ни старался, не чувствовал, летальных травм не наблюдал. На теле было обнаружено несколько татуировок, некоторые из которых, если верить открытым данным из инфосети, обозначали принадлежность к торговому картелю Сингкхов, другие были стилизованными под местное написание словами на готике: короткими молитвами и пожеланиями счастья. Левую лодыжку мужчины обвивал сделанный со всем тщанием стилизованный дракон, чей тонкий хвост тянулся через всю ногу почти до колена, а на левом запястье, чуть ниже уровня часов, была выбита маленькая, не более трех сантиметров, роза.
Из физических травм доктор Эр обнаружил некоторые ссадины на коленях и трещины в районе ануса, а также несколько застарелых шрамов на спине и ягодицах. Впрочем, за давностью их нанесения, установить, были ли они причинены врагом или излишне жестоким партнером, не представлялось возможным. Еще можно было обратить внимание на ссадину на большом пальце правой ноги – но это, кажется, было вызвано исключительно одним: сбитым ногтем от неудобной обуви.
Куда большее внимание заслуживало лицо покойного. Как ни старался кто-то, возившийся с тушкой господина Раджвана до Натаниэля, скрыть то, что оно было перекошено в жуткой гримасе, не выходило. Подняв смеженные веки, доктор убедился, что Лотта не врала – в глазах мертвеца и вправду застыл дикий ужас, такой всеобъемлющий, что даже много повидавшему Эру стало неуютно.
К тому времени, как Сингкх был осмотрен со всех сторон, а результаты обследования зафиксированы на бумаге – Лотта, ничтоже сумятишеся, воспользовалась местным журналом исследований – инквизитор закончила и параллельное изучение медицинской карты Раджвана.
- Так, док, смотри. Вскрытие не проводили… Ну, это ты и сам видишь, хах. Указано, что семьей запрещено: из религиозных соображений, наверное, если хочешь знать мое мнение. А вот на яды и наркоты проверили, да-с. Указано, что заказано платное исследование в какой-то лаборатории. Результаты… Так, ядов нет, много алкоголя, следы пищи. Наркотики, ага… Фетамот! Ох, приятная иногда штука! – блаженно сощурилась Лотта. – Разные легкие вещества, употребляемые для большей активности и драйва… Ну, - пожала она плечами, - ничего такого, что могло бы причинить скорую смерть и ничего такого, что слишком уж было странным для испорченного дворянчика.
Следом за изучением внешним началось исследование внутреннее. Ну да, семья мертвяка, если узнает, будет недовольна, что плоть их родича порезал какой-то врач, но кто им скажет? А работал Нат аккуратно, так, чтобы под одеждой следы его вмешательства были невидны. Вскрыв тело, аколит первым делом проверил кишечник и соседствующие с ним органы. Печень была поражена циррозом и требовала незамедлительного лечения, кишечный же тракт был опустошен, что для такого страха, что застыл в глазах, неудивительно. Убедившись, что в районе желудка ничего нет, доктор поднялся выше. На легких был установлен относительно простой (хотя все равно стоящий баснословных денег) фильтр с официальным символом Механикус, в остальном же они не представляли из себя ничего полезного для расследования.
Иное дело было с сердцем. Клапаны, ведущие к нему, попросту лопнули изнутри, словно туда был слишком большой, неестественно обширный кровоток. В принципе, это могло стать следствием как пережитого ужаса, так и ряда наркотиков, которые, однако, должны были быть обнаружены при исследовании, потому что для такого эффекта требовалась просто гроксовская доза. Зато можно смело было исключить внешнее физическое воздействие: если, конечно, не предположить, что чья-то призрачная рука проникла через грудь и, не повредив других органов, повредила сердце высокородного мужеложца.
Оставался непроверенным только мозг, но его вскрытие точно было бы заметно и могло привлечь к доктору ненужное внимание, о чем на всякий случай напомнила Лотта. С учетом полученной информации, Натаниэлю следовало решить, продолжит ли он проверку дальше или удовольствуется обнаруженным.
***
Достойный брат Равиндер сначала слово в слово повторил ту же молитву, что повел Сифре – аколит не мог не заметить, что высший готик у раджанца хромает на обе ноги – а потом продолжил ее на станционном диалекте, слишком отличающимся от привычного аколиту, чтобы хоть сколько-нибудь уверенно понять, что же говорит абориген. Впрочем, отдельно проскакивающие слова позволяли предположить, что это по-прежнему святые тексты, хотя и измененные, вероятно, под местные реалии. В этом не было ничего предосудительного, хотя более радикальные собратья двух священников наверняка бы загорелись желанием изыскать в сказанном ересь.
Завершив благодарности Его Божественному Величеству, старец, положив руки на колени, застыл в той же позе, что и нередко видимые гиспалисцами статуи – по всему видно, здесь это значило что-то серьезное, потому что никто из видимых ранее мирян в такую же позу не садился. Не говоря ни слова и ни единым движением не реагируя на слова собеседника, брат Равиндер позволил отцу Экзуперанси высказаться, и только потом повел свой размеренный, неторопливый монолог:
- Благословен тот, кто избран на тяжкую страду того садовника, что пропалывает дурные ростки и отделяет зерна от плевел, и вдвойне более достоин тот, кто действует не очистительным пламенем прежде всего, но словом и рассудком. Такой человек заслуживает уважения, когда намерения его не расходятся с действиями, и, несомненно, в следующей реинкарнации своей будет наделен Императором еще большими добродетелями. Ты, брат мой, встал на исполненный терний путь, и я буду молиться, чтобы ты никогда с него не оступился.
Что же до собеседника твоего, - склонил голову морщинистый, - то он ни в коей мере не полезет своим ограниченным разумом в дела тех, кто благословлен на подвиг защиты паствы от скверны изнутри.
Промолвив это, желторясый застыл со склоненной головой, демонстрируя тем свое уважение к гостю, который, в теории, был если не равен ему по сану, то не слишком далеко вперед продвинулся по запутанной иерархии клира Его. Кажется, осторожные реплики отца Экзуперанси упали на благодатную почву и убедили туземца, что перед ним человек достойный, которого не следует унижать излишней скрытностью. Рейнал, если бы Сифре спросил его, мог бы подтвердить ровно то же: брат Равиндер в своих речах был совершенно искренен и открыт.
Снова потянулось долгое ожидание: в отличие от бойких, говорливых одномирцев аколитов, раджанцы, кажется, привыкли к иному формату беседы, весьма тяжелому для тех, кто не привык к совершенно ненужным паузам. Наконец он проскрипел:
- Все названное тобой, брат, не является странным здесь. – Не понятно, имел ли ввиду священник Раджу в целом или «свой» квартал. – Не все люди открывают себя свету Его, часто предпочитая бродить в полумраке своих грехов и своекорыстия. Молитвами нашими они не отпадают на службу ракшасам – на высшем готике их зовут не совсем корректно демонами – но из-за слабости своей не идут по тому пути, что предначертан им волею Его. Тем не менее, я могу с уверенностью сказать, что мои собратья по вере бдят за паствой: и ни от кого из них я не слышал речей о том, что Великая Гармония как-то сместилась во зло.
Возможно, иное ты найдешь в Срединном Кольце, где люди живут во имя денег. И почти наверняка ты найдешь то, что ищешь, среди лепнины и позолоты Драгоценных Кварталов, где люди живут во имя удовлетворения собственных низких желаний, забывая о вере и о своем пути. Они приходят замаливать грехи только для того, чтобы снова грешить: и их вырождение есть свидетельство того, что карма безжалостна к тем, кто отринул самосовершенствование, имея для того все возможности.
Я могу помочь тебе только одним: если кто-то обнаружит источник Скверны, все эти люди – он обвел рукой – придут на помощь праведным, ибо каждый из них имеет лист Фратерис Милиции. Может, они не столь умелы и способны, как те, кто знаком с оружием с детства, но вера – их щит.