— Как всё-таки хорошо ты мне посоветовала спрятать эти письма до поры до времени, — улыбнулась Амелия, расслабленно откинувшись на высокую спинку ванны.
Отлитая из чугуна, на массивных витых ножках, она будто приросла к полу. Грабившие дом не смогли её вынести даже втроём — слишком тяжела пришлась ноша для раздобревших от сытной, беззаботной жизни мэра и шерифа и в противовес им тощего, высушенного злобой падре.
Амелия прислушалась к словам Марты и оставила документы в тайнике. Вряд ли её служанка была гениальным стратегом — она выдала идею на-гора в общем словесном потоке, даже не задумываясь, насколько это решение верно. Но в том и была сила простого народа — в житейской сметливости, какой-то самобытной прозорливости и смекалке, которых порой недоставало образованной аристократии.
— Грей воевал в Индии, прошёл не одну кампанию, у него за плечами солидный жизненный опыт, да и сам он уже немолод... — рассуждала вслух женщина. — Он родился и рос вдали от метрополии, а значит, в нём меньше этого снобизма и чистоплюйства, которое свойственно коренным англичанам. Излишняя щепетильность помешала бы в деле мести.
Конечно, вдова Сэма Фишера не собиралась отступать от своего намерения воздать стервятникам за содеянное. Узнав от Марты имена главной троицы здодеев, вернее, убедившись в своей правоте — то, что это мэр, шериф и преподобный, она не сомневалась ни минуты — Амелия задумалась о плане, и привлечение к нему Грея показалось ей перспективным. Затея была рискованной. План должен быть безупречным на всех этапах, от идеи до её воплощения, а Иствуд был умён, и к тому же лицом в городе новым — такая неизвестность и непредсказуемость неплохой козырь против врагов.
Но какая же Марта всё-таки забавная! Забавная и наивная. Слушая её непрекращающуюся болтовню, Амелия не раз улыбалась, а порой позволяла себе мягкое наставление. Как сейчас.
— Леди можно не целоваться с мужем? Кто тебе такое сказал? — она коротко рассмеялась. — Ах, дорогая, все мужчины одинаковы независимо от того, имеет он титул или простой батрак. Если он не получает от одной женщины внимания, то непременно пойдёт искать его у другой на стороне. Такова уж его природа — и никто его за это не осудит. Но вздумай женщина вести себя схожим образом, её тут же заклеймят распутной.
Матери у девушки не было, потому Амелия взяла на себя добровольно вопросы воспитания юной служанки по части семейной жизни — она понимала, что однажды настанет тот день, когда Марте придёт пора выйти замуж, и Амелии хотелось, чтобы этот брак был счастливым.
— Нет-нет, я не буду мочить волосы, — жестом остановила хозяйка девушку. — В качестве предсмертного желания я попросила о ванне, и вымыла голову накануне казни.
Подумать только, этот страшный день был вчера, а, казалось, уже прошла целая вечность, и она теперь не Фишер, а Иствуд... Амелия закрыла глаза и предалась воспоминаниям. Её тёмные, вьющиеся волосы, отпущенные на свободу и перекинутые через бортик, свободно струились вниз шёлковыми змеями. Купание уже подошло к концу, но женщине захотелось понежиться ещё немного — потому она и крикнула Марту долить горячей воды.
Мысли её в который раз вернулись к новому мужу.
— А ты бы как поступила на моём месте? — вдруг решилась она спросить ещё одного совета. — Знаешь, ему ведь уже сорок... Сэм тоже был старше, но не настолько, а с Греем я чувствую себя... трудно выразить. Как же это...
Она покусала нижнюю губу, подбирая верные слова.
— Я вижу в нём не только мужчину, но и брата — если бы у меня был старший брат — и отца, и в чём-то даже учителя, наставника... Не знаю, плохо это или, напротив, к счастью. Это просто так ново и необычно... Знаю, в обществе не считается зазорным выдавать молодую девушку за мужчину в годах, и такие браки по расчёту не редкость и в жизни, и в литературе. Но мне всегда казалось это невозможным для себя — и вот я жена человека, который без преувеличения годится мне в отцы... Ах, Боже мой!!!
Амелия встрепенулась, прижав руку ко рту. Сердце испуганной птицей заметалось в груди. Когда дверь внезапно распахнулась и на пороге возник субъект разговора собственной персоной — взбешённой, надо сказать, персоной, чьи глаза метали молнии — всё произошло так молниеносно, что женщина не успела среагировать. А в следующее мгновение уже давилась смешком, пряча его под той же ладонью, всё ещё прижатой к губам. Ох и ловкая же у неё служанка — не растерялась! И непременно огрела бы Иствуда во всю силу, замешкайся тот на секунду в дверях.
Немного оправившись от испуга, Амелия обратилась к Марте:
— Всё хорошо, это действительно лорд Иствуд. Ты можешь пока отдохнуть, не стоит в твои годы надрываться тяжёлой физической работой. Раз уж лорд Грей здесь, он поможет мне с горячей водой сам, не так ли?
Купальщица перевела взгляд на гостя.
Отослав служанку, Амелия не поспешила покидать ванну, находя в пене, скрывавшей очертания её фигуры, спасительное укрытие. Собрав всю свою хладнокровность, она заговорила:
— Вам следовало сначала постучать, прежде чем врываться сюда. Если бы Марта не промахнулась, это могло бы закончиться печально. Меня бы снова отправили на виселицу за убийство второго супруга. Призывая меня к осмотрительности, сами Вы поступили довольно опрометчиво.
Она лукаво улыбнулась.
— Покидая Вас утром, я имела на то свои причины. И, кажется, не обокрала вас ни на соверен. Ваш пистолет и Ваш костюм в целости и сохранности, я их возвращаю.
Из-под толщи воды показалась тонкая, изящная рука и указала на туалетный столик, на котором действительно лежал пистолет Грея, коего он хватился по пробуждении. А рядом на кушетке — костюм, послуживший Амелии маскировкой.
— Я добралась сюда неузнанной, и мне ничто не угрожало, если Вам важно это знать. Но какая истинная причина говорит в Вас, искреннее волнение за меня или же за столь важную для Вашей судьбы переписку?
Пристальный взгляд, обращённый на мужчину, изучал каждый сантиметр его лица.
— Что вы сделаете, если я скажу, что переписка Вашего отца и деда уничтожена? Сгорела вот в этой печи не более часа назад. Видите ли, нужно было нагреть воду, а стылая печь всё никак не желала разгораться, и щепок на растопку как назло под рукой не оказалось. Ну и...
Амелия скосила глаза в театральном сожалении. Она намеренно лгала и испытывала терпение. Она провоцировала. Она хотела знать, знать наверняка. Заглянуть в самые потаённые уголки его души.