Мертвец – если тех, кто теперь населял Эльдерн, можно было назвать мертвецами – продолжал стоять неподвижно, пряча руки в карманах свободных домашних брюк, и только узкая полоска сухой пергаментной кожи виднелась между жестким манжетом рубахи и краем кармана. В отличие от остальных своих собратьев по несчастью, сразу же реагирующих на движения живых людей, этот даже голову не повернул к Кассию, не отводя взгляда от проулка. Приближающийся десантник мог видеть не тронутую трупными пятнами дряблую старческую кожу, до синевы выбритые щеки, подслеповатый прищур единственного блекло-голубого глаза. Видел он и не выпавшее еще содержимое черепной коробки, а вот мух и червей, верных спутников любого покойника, не наблюдалась.
Ни голодный рев активированного пиломеча, ни приближение поразительно ловкого для своих габаритов мужчины не отвлекли тело от созерцания, хотя с приближающегося Каллахана хоть сейчас можно было рисовать аллегорию угрозы. Тут бы и самый тупой понял бы, что дело пахнет смертью, но толи отсутствие части головы, толи та неведомая сила, что подняла старика и вернула в мир живых, а, может, и что-то еще убили весь инстинкт самосохранения тела напрочь.
Размахнувшись, приготовившийся нанести удар аколит почувствовал, как теряет равновесие: кирпичные обломки не были рассчитаны на немаленький вес «Гориллы», и теперь крошились под ребристой подошвой, дробным градом стуча друг по другу и по щербинистому рокриту. Но Кас не был бы Касом, если бы и в такой ситуации не сумел бы нанести удар. Адамантивые зубья вгрызлись в бледную кожу, переламывая и гортань, и позвоночник. Миг – и голова отлетела в сторону, а тело рухнуло навзничь. Покинувшие укрытие карманов ухоженные руки бессильно раскинулись на обломках, и гвардеец заметил, как меж костлявыми пальцами серебрится тонкая цепочка, на которой подвешена валяющаяся ныне в красной пыли гордо раскинувшая крылья аквила, так и не защитившая своего хозяина. Дважды мертвец лежал неподвижно, не пытаясь встать, и от обычного покойника его отличало только отсутствие луж крови – ни дать ни взять манекен сломали.
В отличие от старика, те «хозяева», или, как назвал их псайкер, Бездушные, изображать из себя статуи не собирались. Потоптавшись за фургоном, они в итоге двинулись в обход, через пустые дома. Так что, когда Горилла расправился со своей целью, прочие могли наблюдать, как из домов напротив неспешной шаркающей походкой выходят те, кто раньше были местными жителями: в большинстве своем все со следами насильственной смерти. Можно было продолжить «эксперимент» на них, а можно было удовольствоваться содеянным: со своей скоростью мертвяки помешать эвакуации при всем желании не сумели бы.