Губы Кристобальда стиснулись чуть сильнее, а линия скул и челюсть стали, за неимением более подходящего слова, более четко выраженными. Какое-то уловимое лишь для опытного физиономиста мгновение он выбирал дальнейшую манеру беседы. Затем, внутренне улыбнувшись, он ответил:
- И, чтобы попасть туда, вам нужно будет подчиняться моим приказам. Там…
Он показал рукой в направлении барьера.
- …вы уже не пройдете. Но, прошу вас, пройдемте… уверен, святой отец найдет слова, которые помогут вам в этой ситуации…
И он, придерживая Николетту за руку, отвел ее в сторону, к отцу Маченко. Беседа не должна была проходить в пределах досягаемости ушей телохранителей. Хотя бы потому, что от ее исхода зависело, останутся ли они в живых. Ван Хеккинг была обузой, но ее телохранители были угрозой.
- Однако, прежде чем я поручу вас заботам отца Маченко, я хочу получить ответы на свои вопросы. Они простые, но от них многое зависит…
Гёссер действительно хотел получить ответы, и от них действительно многое зависело. Но не здесь и не сейчас. По большей части они относились к тому, что происходило за барьером. К тому, на что они не могли повлиять до тех пор, пока не выберутся. И, конечно, аколит не ожидал, что леди ван Хеккинг сейчас раскроет ему тайну какого-то глобального заговора. Но ее слова могли пролить на него свет.
И Кристобальд не собирался терзаться чувством невыполненного долга из-за того, что мог задать вопросы, не задал, а потом с Николеттой что-то случилось.
Ситуация, в которой оказалась Николетта, могла быть создана искусственно. Если статус ван Дайка как агента Инквизиции оказался скомпрометированным, его могли использовать, чтобы забросить людей в периметр. Несложно было догадаться, что рано или поздно Инквизиция направит аколитов внутрь, и любой, проследивший за движениями Соломона, мог заметить группу очень странных людей, которых он в один прекрасный вечер повез за город. И тот просчет безопасного расстояния, на которое можно было заехать в город, мог быть просто случайным событием, а мог быть исполнением чьей-то воли…
Мысли Кристобальда сделали еще несколько шагов, и ему захотелось дать себе хороший хук в челюсть. Или, лучше, попросить это сделать Кассия. Конечно, не дело гвардейцу поднимать руку на комиссара, но Гёссер это более чем заслужил. Потому что он должен был оставить Николетту с ее лимузином и телохранителями на блокпосте. Не было абсолютно никакой необходимости ей ехать за его пределы. И, по сути, эту ситуацию создал он сам, своими же руками.
И теперь ему же ее разгребать.
- Леди ван Хеккинг, расскажите, меня интересует все, что привело вас сегодня к мистеру ван Дайку. Как давно вы сотрудничаете с ним, почему направили вас, кто мог знать о том, что вы собрались к нему с визитом… не опускайте деталей, если вы видели, слышали или чувствовали что-то, в чем не уверены, все равно рассказывайте об этом.
Занимаясь внутренним самобичеванием он все же сохранял вежливую личину, пусть и чуть пропитанную этаким нейтральным безразличием. Вопросы были необходимы – его ошибка не исключала риска, она лишь позволила этому риску возникнуть незамеченным. То, что его глупостью кто-то мог воспользоваться, что кто-то мог рассчитывать на нее, и что этот расчёт оправдался, бесило.
- И, разумеется, расскажите все о ваших телохранителях. Давно вы их знаете, почему выбрали именно их, вызвались ли они сами, не замечали ли вы странностей в их поведении.
Ожидая ответа, Гёссер тем временем задумался над словами Ярры. Отсутствие наблюдателей позволяло этому разговору состояться здесь. Но настолько полное отсутствие жизни говорило о весьма нехороших перспективах.