Отправляясь в дорогу, мисс МакКарти изволила пребывать в расстроенных чувствах, где одновременно переплетались и радость от того, что она наконец-то оставляет за спиной Эллсворт, будь он трижды неладен, и досада от того, что она вообще в него приехала, и удовлетворение от того, что в кошельке хоть что-то есть, и волнение за так и не вернувшегося Шона, и уверенность, что дурной период в жизни закончился, и стыд за то, что она невольно принесла столько хлопот хорошему парню Дарре. Собственно, к последней беде ее мысли чаще всего и возвращались: все-таки зло, даже невольное, причиненное другим, куда более тяжко, чем то зло, которое переживаешь самостоятельно. Кина с удовольствие побеседовала с каким-нибудь падре, как Библия относится к таким проступкам, но ни одного католического священника рядом даже в помине не было.
Мисс МакКарти раз за разом прокручивала в голове произошедшее, и пыталась убедить Леди-Совесть, что все сделала правильно. Конечно же, идеально было бы покаяться в том, что именно она – автор всего этого рукописного безобразия, что получила за это деньги, и затем отправиться вместе с мистером Дайсоном на поимку мошенников. Главным «аргументом» против подобного благородства были последствия: если господ авантюристов задержать, то они непременно укажут на нее, а дальше уже перед судом придется доказывать свою невиновность. И это не говоря уже о том, что, признавшись, она будет обязана вернуть честно заработанные деньги и снова остаться с самыми призрачными шансами на спасение из Эллсвортского Ада!
Ведь, если рассудить логически, она сделала практически все, что могла – рассказала, направила, поделилась советом и дала шанс исправить ситуацию погоней или бегством: а дальше уже решать не ей. Вот только… именно в этом «почти» и крылся весь смысл, ведь на вопрос «все ли ты сделала, чтобы исправить то, что сама поломала?» отвечать придется твердым «нет». И это сидело занозой под кожей, никак не давая расслабиться. Кине не хотелось ни себя тащить в неудобную ситуацию, ни оставлять все как есть, а как это совместить, она не знала, и от этого нервничала еще больше.
Все эти душевные терзания, война между леди-совестью и ирландкой-рациональностью отодвинули на второй план прочие тяготы, а ведь в перспективе они были не меньше. Проехать восемь сотен миль почти без денег, зарабатывая на жизнь только игрой и надеясь только на себя – удовольствие ниже среднего, где остается надеяться только на удачу да Господа. Одна ошибка, одна непредвиденная сложность – и о скором прибытии в Батон-Руж можно забыть. А, значит, придется снова скрепить сердце, сжать зубы и медленно идти – ползти! – к своей цели.
Картежница, уютно расположившись в дилижансе, смотрела в окно на проплывающую мимо нее прерию, и думала, думала, думала… Была бы гитара – она хотя бы отвлеклась на игру, заглушив музыкой горечь на сердце, но инструмент был не ближе, чем банковский счет. Но в транспорте были только она да ее мысли, и отвлечься было не на что. Оставалось только изводить себя сомнениями да переживать иногда, что нет лауданума, который сделает сны спокойными и тихими, не обжигающими прожитым.
Даже остановка в Салине не исправила ситуации: поговорить было не с кем, некому поплакаться. Ванной не было, книг в отеле не водилось, еда не радовала, даже никто не играл в карты – одиночество в толпе становилось пугающей реальностью. Мисс Каккарти уныло ковырялась вилкой в стейке, думая, что пора бы идти в постель и забыться от безделья сном, как вдруг внезапно ее отвлекли. Подняв взгляд на подошедших, она во все глаза уставилась на Дарру, как на призрака: встретить давешнюю жертву мошенников здесь, в Салине, казалось чем-то нереальным, из разряда сказок. А, может быть, такая случайная встреча была знаком свыше: шансом сделать… наверное, что-то.
- Добрый вечер, мистер Коул, мистер Дайсон. Присаживайтесь, господа, - пригласила она ковбоев за стол, - вы не в коей мере не вторгаетесь, и я хорошо понимаю причины, которые побудили вас подойти.
Слушая приятеля Дарры, Кина понимала, что этот тип более опытен, чем молодой ирландец, и так просто на красивую историю «подслушала» не поведется. А, значит, следует быть вдвойне осторожней: шанс, что ей второй раз попадется столь же благородный человек, как мистер Пирс, априори невелик. И если все пойдет по самому плохому сценарию, то где гарантия, что два дроувера не запишут ее в соучастницы преступления и не попытаются сделать что-то, что оставит на душе несчастной жертвы обстоятельств еще одну незаживающую рану?
Начала она осторожно, не забывая о легком ирландском акценте:
- Как я уже рассказала мистеру Дайсону, мне довелось узнать, что два не-джентльмена собираются прикинуться господами Тимберлейком и Шеппардом, чтобы облапошить по подложной купчей некого мистера Гордона. Это, как бы, не мое дело, - итало-ирландка развела руками, - и я бы не вмешалась, особенно учитывая персону шерифа Эллсвортского. Однако, когда я поняла, что жертвой стал мистер Дайсон, зову совести я не смогла противиться. Поясню, господа: я сама в Эллсворте попала… в неприятную, скажем так, ситуацию, и меня выручил незнакомый мне досель ковбой. К тому же мистер Дайсон ирландец… В общем, я решила помочь, как могу: рассказать то, что знаю, и оставить за мистером Дайсоном право решать, что ему делать.
А, раз уж мы здесь, не могли бы вы подсказать, джентльмены, как вы здесь оказались? Предвосхищая ваш вопрос, я, как и говорила мистеру Дайсону, возвращаюсь из совершенно неудачной поездки назад, в Батон-Руж.