Уилу не спалось. Он лежал уже несколько часов, глядя в брезентовый потолок. Сна ни в одном глазу, хотя вечером казалось, что смертельно устал. Он сел, наощупь надел ботинки и, стараясь не шуметь, чтобы никого не разбудить, вышел из палатки. Закурил. Надо же, сколько звёзд. Впрочем, ни они, ни что-либо ещё Уила уже давно не радовало. Иногда он думал, а не попробовать ли выбраться из лагеря и скрыться в пустыне? Умрёт, но зато наконец-то всё это закончится… А может повезёт и случится какое-нибудь чудо? А так… Тянуть эту лямку ещё 4 года, а потом что?
Он не представлял, как будет смотреть в глаза родным, если всё же доберётся до дома, который стал уже далёким воспоминанием. «Я уехал, чтобы не участвовать в войне на родине, но случайно застрял на 5 лет на другой, к которой вообще не имею никакого отношения. Почему? А, да просто мы с кузеном решили пожениться и нас обманули». Срам-то какой…
То, как они с Альбертом оказались в легионе, казалось такой постыдной глупостью, что щёки каждый раз пылали едва он об этом думал. И как они могли на такое купиться и поверить хоть на секунду? Свадьба двух мужчин… И через тысячу лет такому не бывать!
И всё же он с трепетом вспоминал тот единственный вечер, когда считал, что действительно возможно узаконить их союз на небе и на земле. Для Альберта это оказывается было важно. Уил с удивлением слушал его рассказ про курицу и про Мерседес.
– Долорес взяла бы на себя наш общий грех? Значит её бессмертная душа тебя ничуть не волнует?
Сам Уил не считал, что это так работает, но ему стало стыдно от того, что он не понял Альберта. Разве не должен он с полуслова читать его мысли? Он обещал себе постараться быть более чутким. Жаль, что такая возможность больше не представилась.
Думал ли Уил сам о том, что то, чем они занимаются – прямая дорожка в ад? Бывало… Но им было так хорошо вместе, что он гнал от себя эти мысли как назойливых мух. Ну а после поспешного бегства из Парижа это и вовсе потеряло смысл. Грех убийства наверняка тяжелее желания любить и быть любимым. Так что если курица и поможет, то теперь только Альберту.
А этот Винсент Д’Элонэ… Человек без души. Альберт открыл перед ним сердце, а тот втоптал его в грязь. Целоваться при всех было, конечно, безумием. Уил тогда почувствовал, что его сердце замерло, будто разучившись биться. И Уил не мог сказать, от страха ли или от странного запретного удовольствия делать это вот так при всех. Разум говорил: «Как можно, перестань!», а грешник внутри кричал: «Да, давай ещё!»
А всё же… Если бы в Мексике и правда можно было бы жениться двум мужчинам, смыло ли это с них грех? Или такой брак был бы всего лишь формальностью, позволяющей надуть государство с налогами? А, какая разница… Всё равно это лишь выдумка одного подлеца, который готов продать в «рабство» не только двух молодых людей, но наверняка ещё и собственную матушку в придачу. Сколько он получил за их с Альбертом контракты? Больше 30 серебряников или меньше? «Гори в аду!», - не раз повторял сквозь зубы Уильям, шагая бесконечно долго по мексиканским пустошам. «Если встретимся ещё раз, я помогу тебе там побыстрее оказаться».
Интересно, что подумал Дюнуа, когда они не явились в назначенное время? Отплыл ли сразу или подождал непутёвых пассажиров хоть пол часа?
Уильям, когда их арестовали, то и дело тянулся в карман за часами, заставляя каждый раз напрягаться лейтенанта Дардена (вдруг там ещё один револьвер). В итоге тот сказал ему держать их в руке, раз уж время ему так важно. Уил следил за стрелками, подбирающимися к полудню так, как потерпевший крушение на необитаемом острове смотрит на проплывающее мимо судно, которое было так близко, но не заметило его.
А вдруг, Дюнуа увидев, что они задерживаются, пойдёт в гостиницу, узнает, что они в беде и поможет? Но чудес не бывает. Контрабандист наверняка решил не упускать удобный прилив из-за двух балбесов.
Поняв, что помощи ждать неоткуда, Уил начал высматривать возможность удрать, но сперва было слишком сложно (их даже в туалет одних не отпускали), а потом просто некуда. Попытки объяснить, что всё это страшная ошибка, само собой, ни к чему не привели. Так и началась их служба.
Поначалу Уил и Альберт решили, что будут бойкотировать приказы. Зачем кому-то солдаты, которые не делают, что говорят? Но пара дней без еды, и они поняли, что скорее умрут тут не от жары и вражеских пуль, а от голода и «на волю» их точно не отпустят.
Некоторые новобранцы отнеслись к их выходке пониманием, некоторые выказывали презрение и за глаза насмешливо обзывали «сосунками» и «маменькиными сынками». У командиров и потом находились поводы придраться, но с тех пор Уил с Альбертом хотя бы ПЫТАЛИСЬ выполнять что требовалось.
В армии Уила бесило всё: жизнь по расписанию, смотры, переходы и патрули, тяжелый физический труд, невкусная еда и, пожалуй, больше всего, невозможность ни на секунду остаться одному.
В учебке было тяжело, но это не шло ни в какое сравнение с тем, когда их разделили с Альбертом. Даже попрощаться нормально не дали. Уж эту поблажку – служить вместе они могли оставить? Или их главная цель – сломать жизнь целиком и полностью, чтобы не осталось ни единой капли надежды и радости?
Образцовым солдатом Уил не стал. Всё что связано с физическим трудом у него неважно получалось, да он не очень-то и старался. Стрелять он, пожалуй, мог бы хорошо, но специально мазал, чтобы… Да он сам толком не знал почему. Показать, что ему тут не место? Не отсвечивать перед командирами? Не вызывать у сослуживцев зависть тем, как он хорошо стреляет?
С сослуживцами отношения и так не складывалось. Историей о том, что Уил подписал документы по ошибке никто не проникся (это они ещё не знали, какие документы Уил ДУМАЛ, что подписывает). Он и сам в друзья никому не набивался. От этого их «Братства» просто тошнило. Honneur et Fidélité*? Вы же просто выполняете приказы. Своей кровью платите за чьи-то амбиции. И More Majorum** будете гнить в сырой земле.
*Честь и верность (фр.)
**По обычаю предков (лат.)
И то и другое – девизы французского легиона.
Сказочка о бравых вояках от сержанта Грабнера тоже не произвела на Уила впечатления. Во-первых, он сомневался, что эта история не вымысел – слишком уж она казалась неправдоподобной начиная от соотношения сил противников, заканчивая чудом выжившим барабанщиком. Во-вторых, даже если и правда, за что они в итоге умерли? За кучку золота, которая им даже не принадлежала? Ладно, за БОЛЬШУЮ кучу золота, но что толку, если их матерям пришлось хоронить сыновей. Хоть медальки-то дали посмертно?
Уильям припомнил как их собственный отряд впервые попал под пули.
Он даже не успел понять, что произошло. Спрятался за какой-то ящик. Услышав приказ, Уил выстрелил пару раз никуда особо не целясь и не рассчитывая попасть. Тогда им повезло – никто не был ранен, впрочем, противники тоже ускакали невредимыми.
Потом, в других перестрелках у него БЫЛА возможность стрелять более прицельно, но мысль о том, чтобы убивать по приказу казалось отвратительной, и он специально стрелял в молоко. Если уж убивать кого, то того, кто это точно заслужил (Винсента Д’Элонэ, например). А эти бедолаги с другой стороны… Кто знает, быть может, они оказались на этой войне также случайно, как и сам Уил. Он не испытывал к ним ненависти.
Что будет, если встанет выбор он или они? Наверно выберет себя из чувства жалкого животного самосохранения. А впрочем, нужна ли ему ещё эта жизнь? Порой казалось, что всё хорошее уже прошло и ничего подобного больше не будет. Так может и ну её? Пока Уил не был готов окончательно сдаться, но надолго ли?