Камилла д’Арбуццо мертва – в ту ночь, когда Лэроу играл с мисс Грейвз, Кина это поняла окончательно. Вот только когда это случилось? Там, на «Султанше», когда голодное пламя лизало носки туфелек, или уже потом, в холодной воде? А, может, чуть позже, когда она приняла решение отправиться в Сент-Луис и поставить свою дальнейшую жизнь на игру в карты? Или потом, когда сидела нагой перед Уильямом, пытаясь сосредоточиться на игре, но не на стыде? А, может, она тихо ушла в прошлое где-то в дороге, когда между флиртом в салоне парохода и быстрой партией в покер на чемоданах?
Как бы то ни было, Милли Дарби, Камилла Тийёль, урожденная д’Арбуццо, стала мертва окончательно и бесповоротно – она бы никогда не привыкла к такой суматошной жизни, где вместо дома есть только дорога, и где благосостояние зависит лишь от собственных сомнительной законности умений. Да, Мила была шпионкой, и неплохой – но он не был самой жизнью, он лишь привносил в нее смысл и ощущение важности. Она бы смогла так жить – и спасибо дедушке за то, что тот за год сделал из Камиллы Кину: та способна куда к большему и гораздо более гибка, чтобы выжить одной, надеясь только на себя.
Теперь есть только Кина – и ей снова предстоит принять судьбоносное решение. Оставшаяся еще от Милы ответственность вопияла о том, что уговор дороже денег, и Лэроу, что бы он не говорил, еще два года должен быть ее напарником. Любопытство звало в Париж – и действительно, почему бы не посмотреть Европу и не попробовать себя там, за океаном? Наконец, интуиция звала на Запад – это было опасно, ведь приличной леди не место среди нуворишей золотодобытчиков и скотовладельцев. Но там, где рождалась цивилизация, крутились деньги и пьянил риск, и это был шанс расправить крылья и взлететь выше – ну или потерять все: и жизнь, и достоинство. Там не было крупных городов, не было манящего комфорта, не было светского лоска – это останавливало. Но зато там можно было танцевать по лезвию ножа и каждый день музицировать риском на нервах, и это манило, как манит мотылька пламя свечи.
Кина уже знала, какое решение она примет, но никак не решалась признаться в этом себе. Утопая в удобном кресле с гнутыми ножками на балконе гостиничного номера, она задумчиво смотрела в ночь, вертя в руках бокал с вином и изредка, не глядя, тасуя карточную колоду. Несколько раз девушка порывалась постучаться в номер Лэроу и уведомить напарника, что остается, но каждый раз останавливала себя – не время. Душа и разум еще не пришли в согласие, а картежник и без того дал ей карт-бланш на вольное плавание.
Авантюристке было страшно до одури – стоит ей расстаться со старшим товарищем, и она останется совершенно одна. Подле нее всегда кто-то был: отец, муж, дед. Пускай не о всем можно было рассказать, не на любую тему можно поговорить, но все же рядом была живая душа. А теперь, стоит сесть на поезд, и она останется одна против целого мира. Можно попытаться забрать Кейт из той глуши, куда ее занесло, но это требует времени и усилий. Да и согласится ли она?
Грядущее одиночество пугало и одновременно манило. Как птенец однажды вылетает из гнезда, так и ей, видимо, настала пора жить своей головой, а уж что из этого выйдет – Господь свидетель. Отставив бокал к полупустой бутылке, Кина поднялась на ноги и, пошатнувшись, облокотилась на перила, глядя на спящий город. Увидит ли она его снова, вернется ли он в принципе когда-нибудь в большой город? Нервно кусая губы, девушка еле слышно говорила о чем-то, понятном только ей, и выглядела абсолютно потерянной. Наконец, так и не найдя равновесия в себе, она снова упала в кресло и, плеснув себе еще вина, закрыла глаза, углубившись в воспоминания – единственным шансом собраться с духом оставалась попытка прожить вся заново, вспомнить все те перипетии, что привели ее в просторный номер гостиницы Аллертона.
Вероятно, тем камешком, что столкнула с горы лавину, была та игра, где Кина в одних чулках сидела перед своим наставником, не избавившись еще от опасений, что платой за учебу будет ее тело: ведь до этого момента она могла еще отказаться, восстать против таких требований и обратить свои стопы прочь от унижения. Но она согласилась – и именно тогда в мир легкой летящей поступью вошла Кина МакКарти. Человек приходит в мир нагим – и нагой же родилась та, что сначала была только именем, личиной, за которой скрывалась она прежняя.
Многое ей пришлось выслушать, пока Лэроу отвлекал ее от игры, многое вызывало негодование и трепет. Но она бы не была собой, если бы чужие слова не стали пищей для разума – потом, по возвращении в свою каюту, ей пришлось провести немало часов, пытаясь найти ответ на кажущийся таким простым вопрос: «почему вы разделись, почему согласились на навязанные условия?».
Многие ответы при чуть более глубоком приближении оказывались ложью, и, наконец, остались только два – желание хорошо жить при минимальных усилиях и тяга к тому, что будоражит кровь. Первое могло бы решить замужество – красота и образование должны были в этом помочь, но вот второе было тем ядом, что исподволь впустил в вены майор Деверо – удовлетворить ее чинной и мирной жизнью благовоспитанной леди было невозможно. Оставалось только одно – идти вперед и не оглядываться, веря в свою счастливую звезду. А если для этого придется переступать через то, что раньше казалось незыблемым… Что же, c'est la vie, чем-то приходится жертвовать. Стыд и скромность – не семья, не Господь, не внешность и не разум, без них можно жить, и жить неплохо. А значит, если для дела нужно, настала им пора не уйти, нет, но отступить в сторону и не мешать творить новую себя.
Откровенно говоря, игра увлекла девушку достаточно быстро, чтобы забыть о своем неподобающем виде. Лэроу напомнил – и смущение вернулось, но когда речь зашла о том, как ему удалось провести напарницу, весь дискомфорт снова позабылся. Кошачье любопытство взяло вверх – и сразу же все остальное померкло. Само осознание, как можно так просто и уверенно задурить голову другому человеку, тем более ожидающему подлянку, пьянило не хуже бурбона. И наставник был, безусловно, прав – без демонстрации она бы не поверила в такую возможность, гордо считая себя внимательной и зоркой. Что же, это был хороший урок даже не смотря на сопутствующие ему странности!
- К черту так к черту! – азартно хлопнула она ладонью по столу. – Если что-то мешает, подобно веригам, то это действительно надо отбросить! Я же, - закинув ногу за ногу, Кина откинулась на спинку стула, резким жестом цапнув бокал мадеры, - не предаю Бога этим, против морали не иду и вообще, - повела она рукой, - ничего плохого не делаю. Грешу, правда – но кто не без греха? Отмолится. – картежница старалась казаться уверенной и, по совету Лэроу, прячущей себя за «ширмой», но пылающие щеки выдавали, сколь не просто ей было казаться уверенной и беззаботной.
Посмеявшись вместе с «учителем» над незамысловатой историей, как мошенник провел мошенника, итало-ирландка отметила для себя, что сам подобный подход к дурению ближнего и дальнего своего ей близок: но для того, чтобы владеть им сколько-нибудь успешно, требовались непробиваемая самоуверенность и умение актерствовать – в этом мог помочь Уильям – и недюжинная фантазия, способная прямо из воздуха создавать новые схемы и делать это быстро, без долгих размышлений. И вот с последним-то и могла оказаться беда: стоило рассудительности взять вверх над горячностью, как вдохновенный экспромт уступал место долгим сомнениям. Наверное, это было все же не лучшей чертой для авантюриста – следовало поучиться хватать удачу за хвост. Для этого Кина видела только один способ – перестать бояться рисковать.
Уже потом, одевшись и почувствовав себя увереннее, девушка вернулась к оброненным между делом словам коллеги:
- Мистер Лэроу, и все же. Вы упомянули об Игре, когда у человека можно получить… скажем так, что-то нужное, действуя не по заранее продуманным правилам, а вдохновенно, придумывая способ на ходу. Вы привели историю с цыганской цепочкой: ее, в принципе, можно отнести к тому, что вас привлекает больше карт, верно? Но это случайность, удача, которой сумел воспользоваться находчивый человек. А что о том, что можно спрогнозировать «на берегу»? Мне, честно говоря, мало что приходит в голову. Например, - воздев очи горя и сморщив нос, - Кина медленно начала рассуждать, - можно запастись рекомендательными письмами от уважаемых людей Юга – не важно, подлинных или нет, а там уже ездить по городам и поместьям недовольных, организуя антиправительственные ячейки, которые будут готовиться к вооруженному выступлению по команде, и собирать взносы на… ну, например, диверсию.
От Игр с большой буквы разговор закономерно перешел к альфе и омеге их взаимодействия – покеру. Начинающая картежница, хоть и без особого желания, была вынуждена согласиться со старшим товарищем, что для зарабатывания денег игрой тяга к риску излишня. Однако чего-то, столь же будоражащего кровь, как шпионские игры, хотелось – но его явно придется искать в других сферах: не след мешать способ хорошо жить и щекочущее нервы удовольствие.
Когда же Лэроу перешел к определению типов игроков, все прочие мысли мигом покинули очаровательную головку Кины. Прикрыв веки, она внимательно слушала напарника, анализируя тех профессионалов, с кем им приходилось сталкиваться за время обучения. Заодно представляла и собственную реакцию – в соответствии со словами старшего товарища она видела себя сидящей за очередной партией и ведущей себя так или иначе в соответствии с типами оппонентов. Легкая загадочная улыбка, касающаяся краешков губ, выдавала живейший интерес, резко контрастировавший с внезапной серьезностью, когда речь зашла о том, что для покера лучше всего быть «кавалеристом» - там, где была суть всего, места для шуток не оставалось. Ей придется быть одной, но казаться при этом другой, притом всякий раз разной – непростая задача, но, как ни крути, интересная сама по себе, даже без финансового поощрения за блестящий образ.
Дальше – больше: играть приходилось в любых, даже самых стесненных условиях. Станции и каюты, экипажи и тесные номера, день и ночь – если есть время, надо играть. Привыкать к картам, чувствовать карты, становиться картами. Оттачивать до автоматизма движения и мимику, ощущать соперника и запоминать его реакции, анализировать, анализировать и еще раз анализировать. Быть готовой всегда и везде, уметь менять личины от раза к разу и жить какое-то время тем образом, что выбран. И, конечно же, не обращать внимания ни на что, что может помешать – “ширма” должна быть плотной и надежной.
С последним было тяжелее всего: каждый раз, когда Кина уверялась, что ее незримая броня непробиваема, Лэроу находил новый ключик. Насмешкой ли, нарочитой грубостью, огульными обвинениями или неожиданным ворохом комплементов он раскачивал душевное равновесие, как волна раскачивает корабль, и, отыскав брешь, был в нее, выводя девушку из себя и заставляя ту ярко и бурно эмоционировать или, напротив, закрываться в себе, словно в раковине. Но вода камень точит – и со временем итало-ирландка научилась терпеть любые действия оппонентов за столом, и улыбка Джоконды не сходила с ее лица.
Правда, когда Лэроу начинал шутить вне игры, когда Кина не ожидала никаких подколок – вот тогда природные горячность и эмоциональность брали вверх, и ответом картежнику становились то искреннее, неприкрытое веселье, то бурное раздражение, подчеркнутое торопливой речью и активной жестикуляцией. Одной из таких тем для ёрничанья была, например, гитара, купленная Киной взамен безвременно почившей в огне. Сколько было сказано слов об несоответствии облика благородной молодой леди стаскаемым за собой музыкальным инструментом – не счесть! Но тут в девушке проявилось дедушкино упрямство – она ни в какую не желала расставаться с музыкой, и в свободные от игры и отдыха часы нередко перебирала струны, уверенно заявляя, что ее это успокаивает и настраивает на гармоничный лад.
Впрочем, для душевного равновесия использовалась не только и не столько гитара: самой великой панацеей, настоящим даром Асклепия был благословенный лауданум. Сколь страшны и тяжки были сны без него, сколь тревожны и подчас громки были пробуждения, столь же спокойно и плавно они текли после принятия эссенции. Ничего такого, о чем писал де Куинси, и в помине не было – никаких иллюзий, никаких таинственных образов и фантастических происшествий, потусторонних звуков и запахов и в помине не было. Было ли это следствием осторожности в лечении или преувеличениями автора, девушка не знала, и любопытство подталкивало ее разобраться, однако рассудок останавливал от таких экспериментов. В итоге девушка продолжала употреблять свое волшебное зелье по-прежнему аккуратно: не каждый риск стоит того, чтобы к нему прикоснуться.
Карты оказались хорошим уроком жизни, полезным не только за зеленым сукном, но и во всех прочих ситуациях. Но этим Лэроу не ограничился – как оказалось, первоначальный уговор не есть нечто монолоитное и неизменное, но динамичное и подверженное пересмотру. Для Кины это было немалым удивлением: досель она продолжала считать, что обещанное есть константа, и человек приличный и уважающий себя – а девушка несомненно относила себя к таковым – будет держаться своего слова сколь то возможно, особенно если такая честность не угрожает жизни, здоровью и душевному спокойствию. Но если уж мистер Лэроу допускает возможность пересмотра соглашения...
Пришлось пересматривать свое отношение к ранее достигнутым договоренностям и убеждать напарника, что пора бы уже досрочно перейти к следующей стадии – игре на деньги, благо она уже достаточно наловчилась для того, чтобы испытать себя в реальной игре и, более того, почувствовать, что означает настоящий выигрыш. Пришлось немало постараться, но это стоило того: ведь сама перспектива так или иначе склонить чашу весов себе на пользу всегда манит и чарует! Убедить человека пересмотреть взгляды, стать чуть более благосклонным, пойти на встречу, наконец – не было ли это отголосками той Игры, которую ее наставник ставил превыше предопределенного покера?
Проницательностью Уильяма можно было только восхищаться: в очередной раз картежник смог удивить Кину, продемонстрировав завидную наблюдательность. Сама же девушка вновь расстроилась: ее маскировка, кажущаяся такой надежной, не выдержала более пристального внимания, и посыпалась как карточный домик под порывом ветра. Наставник угадал все: родной город, достаток, даже характер отца! “Ах, - сокрушалась Кина, - мне бы научиться также глубоко и пристально читать людей! Это же талант – узнать о собеседнике все то, что он скрывает! Узнать – и обернуть к своей пользе! Но как же хорошо, что даже такой талантливый человек, как он, не узнал, что я... то есть я прошлая, запятнала себя смертным, несмываемым грехом!”.
В тот вечер Кина впервые за долгое время вошла со склоненной головой под церковные своды. Стоя на коленях, она истово молила Господа о милосердии, просила о прощении ее грехов и говорила, что душе ее до сих пор больно от сделанного. Но молитвы ей было мало: чувства и эмоции клокотали, как суп на забытой кухаркой кастрюле, и были готовы сорвать крышечку. Ей надо было поговорить хоть с кем-то, хоть как-то выплеснуть все то, что переполняло сердце. Будь здесь дедушка, или Кейт, или Нат, она бы вволю поплакала бы у них на плече, делясь всем происходившим: дурным и хорошим. смешным и страшным. Но она была по-прежнему одна, и некому было выслушать о наболевшем: право дело, не мистеру же Лэроу изливать душу?
Сидя в исповедальне, она рассказывала обо всем, каялась, что живет неправедной жизнью, что фактически предала пускай постылого, но супруга. Рассказывала о том. что живет обманом и не видит в себе сил вернуться к тихой жизни домашней матроны, рассказывала, что испытывает тягу к бесовскому развлечению - картам. Она каялась и просила отпустить грехи, но в глубине души знала, что ни от одного из них не откажется - жизнь без них толкнула бы ее на еще большее преступление перед Богом - в тоске и унынии она бы просто наложила на себя руки. О многом она поведала, но в самом тяжком признаться не нашла в себе сил. Что же, оставалось только жить с этим вечным тяжким камнем на душе, с этим непоправимым, невосстановимым деянием, и надеяться, что раскаяние в сердце и искренность молитв будут однажды услышаны.
А на утро все продолжилось по-прежнему. Кина терпеливо училась фальш-тасовкам и секретным знакам для напарника, учила фразы, которые, выглядя совершенно невинно, полностью раскрывали бы для партнера ситуацию. И каждое новое открытие. каждая новая победа затягивали все глубже, словно омут - случайного путника. Она горела, она желала узнать, что еще можно сделать и, главное, как. Но, помимо проклятого кошачьего любопытства, была еще и гордость за себя: умелую, быстро обучающуюся. артистичную. Такая самоуверенность была не лучшей чертой для профи - но полностью избавиться от нее картежница никак не могла. Ей хотелось одобрения и, когда она не получала его от Лэроу, то хвалила себя сама. Мысленно, конечно же - хвастать в слух казалось чем-то диким. Впрочем, Кина старалась, чтобы подобное самодовольство не переросло в самоуверенность и, садясь за карточный стол, старалась по совету напарника избавиться и от этих чувств, оставляя их все за той же ширмой.Это помогало - кажется, мало-помалу гордыня стала отступать.
Помимо же покера, периодических походов в церковь и гитары, ее действительно волновало только одно: судьба дорогих сердцу людей. С майором Деверо все контакты были утеряны. и приходилось с этим смириться, а вот судьба Хогана и Китти беспокоила ее куда как больше. Молчание деда вызывало обоснованные опасения - не молодой уже, чай, к тому же живущий бобылем. А ну как что случилось, а она далеко? Несколько раз Кина порывалась потребовать от Лэроу съездить на ферму, но каждый раз не находила в себе ни сил, ни аргументов убедить напарника потратить бесценное время на то, что нужно только ей. Да и, если уж быть честной с собой, раскрывать родню коллеге она не собиралась: не настолько уж у них доверительные отношения.
С Китти же все было немногим проще: та смогла отыскать-таки свою довоенную подругу и теперь собиралась переехать в какой-то Джулесбург, вернее в его окрестности. Полюбопытствовав, где же находится подобный городок, Кина уверилась, что это - глушь несусветная, к тому опасная и полня дикими аборигенами, убивающими мирных людей и сжигающими их дома - ужас! Вот уж действительно, ее случайная подружка была девушкой отчаянной - вот уж кто в картах без труда станет "кавалеристом"! Тем не менее, за Кейт можно было только порадоваться, о чем авантюристка не преминула написать. Но в длинное, пространное письмо - экономить на переписке Кина не собиралась - пришлось добавить и ложку дегтя, а скорее целый половник: пришлось признаться, что обучение тонкостям игры займет года три, а не несколько месяцев, как на то рассчитывала "ирландка". Впрочем, добавила она после горького признания, это ни в коей мере не станет помехой обещанию и дальнейшим планам: коли предложено, значит, будет исполнено., только с вынужденной отсрочкой. Предупредила девушка и о том, что впредь будет писать в Джулесбург, а обратным адресом все также предложила указывать Сент-Луис, заметив, что из-за постоянных переездов не сможет отвечать часто и своевременно, но как только окажется в окрестностях города святого Луи - непременно поспешит на почту в ожидании ответа. В конверт, помимо самого письма, она вложила пятидесятидолларовую купюру с последнего выигрыша - надо же было как-то оправдаться за вынужденное неисполнение обещаний? А коли расстояние мешает сделать это как-то иначе, то остаются или слова, или вот такая дружеская помощь.
Как выяснилось вскоре, написанные для Кейт слова о нечастой возможности посетить Сент-Луис оказались более чем пророческими - ей предстояло оставить старый добрый Юг и отправиться в далекий, находящийся на другом конце страны Чикаго. Не то, чтобы Кина была сильно против, но путешествие на север вызывало смутное беспокойство: почему-то казалось, что сначала все будут тыкать в нее пальцами, как в южанку, а потом в сопровождении взвода солдат заявится некий усатый лейтенант, который в фантазиях девушки щеголял сабельным шрамом через всю морду, и заявит, что арестовывает ее, как шпионку. Но ведь невнятными страхами нежелание не оправдать, не так ли? К тому же, чтобы перестать беспочвенно опасаться, был только один рецепт - ехать туда и все узнать самой. К тому же перед носом маячил сладкий подарок: возможность попробовать себя ведущей, а не ведомой. Это, хоть и заставляло нервничать не меньше, чем выдумки, манило, как манит пчелу прекрасный цветок.
Решение было принято и, как оказалось, оно было совершенно верным: плевать Чикаго хотел, откуда приехали гости города. Уильям поразительно быстро нашел выходы на респектабельное общество - вот чему, кстати, следовало бы у него поучиться! - и вот тут-то и начался настоящий экзамен! Поначалу Кине казалось, что она поседеет за неделю: как же можно решать самой такой ворох дел? Но на практике все оказалось не так уж плохо: хотя благодарить за это стоило не в последнюю очередь Лэроу, всегда страховавшего ситуацию. Уверенность начала возвращаться - а вместе с ней голова начала думать о чем-то ином, кроме как о потугах не опростоволоситься. И сразу оказалось, что в городе немало мест, где может отдохнуть благовоспитанная юная леди: можно фланировать по парку, посетить оперу, прогуляться на лодке по озеру - у самого берега, естественно, а то вдруг вода решит взять свою ускользнувшую было добычу, полюбоваться прекрасными цветами в оранжерее и отведать утонченные блюда в роскошных ресторанах - всего не перечесть!
После такого отдыха открывалось второе дыхание, и девушка была готова играть ночь на пролет: самым важным становилось просто настроиться на нужный лад и поймать кураж - фактически, взбодрить себя, после чего блефовать становилось проще простого. Да и удача под такой настрой сама шла в руки: деловой подход деловым подходом, но толика вдохновения никогда не станет лишней. Тем более, что старший товарищ честно говорил, что у многих профессиональных игроков есть свои ритуалы, помогающие в игре скорее на духовном, чем на практическом уровне: почему бы не отнести к ним отношение к себе, как к гитаре, на которой перед исполнением новой песни после перерыва не помешает подтянуть колки?
Все шло своим чередом, и Кина жила, не думая о завтрашнем дне, целиком и полностью отдавшись времени сегодняшнему. Она была уверена, что завтра,равно как и через неделю, и через месяц, будут продолжаться учеба и парная игра. Но человек, как известно, предполагает. а Бог располагает - никто не застрахован от случайностей. которые могут в один миг перевернуть все с ног на голову, став внезапно той соломинкой, что ломает спину перегруженному верблюду. Так случилось и на сей раз, и именем этой случайности было "мисс Грейвз".
До этого Кина видела только, как за зеленым сукном играют - теперь же она стала свидетельницей войны. К тому же не просто битвы, но столкновения между вчерашними, как минимум, союзниками - а заодно увидела, какой может стать, если продолжит обучение у своего партнера. И нельзя сказать, что увиденное ее не радовало - "мисс Грейвз" была настоящим виртуозом, и их пикировки с Лэроу можно было описать одним лишь эпитетом - нашла коса на камень. Ни одна из сторон не была слабее другой, ни одна не собиралась сдаваться. Кине, которая к третьему часу ночи и Бог весть какой партии начала соловеть, пришлось даже пару раз просить короткого перерыва, чтобы выйти на улицу и немного проветрить голову - мысли начинали путаться, а держать лицо становилось все труднее. В один из таких выходов картежница даже закурила, хотя прежде баловалась табаком всего несколько раз. Небольшой перерыв, скрашенный бокалом горького ароматного фернета, помог восстановить силы и продолжить игру.
Как вскоре выяснилось, просить прерваться было правильным выбором: первой ошиблась все-таки не она, а напарник Грейвз. И как ошибся! За такое в чуть менее приличном обществе сразу били канделябром по морде, а в совсем неприличном - начинали стрелять. Уильям давил, оппонент отнекивался, ситуация накалялась. Кина раздумывала, какой бы компромиссный вариант предложить, вроде того, что если Лэроу ошибся, потерпевший подозрения забирает удвоенный кон, как вдруг вечер, вернее ночь, перестала быть томной. Напарник, поняв, что словами дело не решить, решил привнести в изящную атмосферу "Леди Озера" немного нравов портовых кварталов. Услышав щелкнувший курок, ирландка вжала голову в плечи и затравленно посмотрела на старшего: ужели он будет стрелять?
Но незадачливый шулер на стал доводить ситуацию до крайней точке, и предпочел спасовать - и тогда стало ясно, что все было лишь блефом. Поняв это, Кина откинулась на кресло, утерев покрытый холодным потом лоб - да уж, она бы ни в жизни не смогла действовать столь хладнокровно и изобретательно! Дальнейшее было делом техники - вдвоем разгромив единственную соперницу и принудив ее к капитуляции, напарники завершили сегодняшнюю игру, после которой девушка чувствовала себя, как выжатый лимон.
Едкие слова мисс Грейвз, сказанные на прощание, пробудили в Кине, кажущейся самой себе скорее заводной игрушкой, чем человеком, немалый интерес: да что же это за Игра-то такая?! Она явно была направлена на получение денег, но, видимо, менее прямолинейным способом. Думавшая спросить коллегу о случайно затронутой тайне, картежница была шокирована, что ей предоставят право дальше двигаться по жизни самой: а именно так и никак иначе она восприняла слова Уильяма, подчеркнувшего, как он устал от покера. Это была возможность - но мог быть и тупик. Если она переоценит свои силы, если, очертя голову, ринется в неизвестность. то все закончится крахом. Но может, венцом самостоятельного путешествия станет и исполнение всех мечтаний - про то один Вседержитель ведает. В общем, тяжелый день принес с собой не только немалый доход, но и дал немало пищи для размышлений, чем сразу же как рукой снял всякую сонливость.
После долгих мысленных сражений, фланговых обходов и ретирад победа осталась за авантюризмом: раз уж в раскладе ее судьбы выпала картав свободы, то она будет дурой, если ей не воспользуется. И если уж рисковать, так на все деньги - ехать на Запад, где опасность разлита в воздухе. Роскошь и сияние больших городов манили, Париж пленил неизведанностью - но если уж настала пора вскрываться, то надо отправляться туда, где рождаются и проигрываются состояния. На Запад. На пугающий фронтир. Но прежде чем с головой ринуться в водоворот, Кина собиралась навестить дедушку: коли не доходят письма, она явится самолично! А вот от идеи забрать Уолкер из Джулесбурга она отказалась - ехать чертовы три с половиной сотни миль туда и обратно выглядело форменной глупостью. К тому же, прежде, чем тянуть подругу к себе, сначала следовало хоть немного освоиться в этой Terra Incognita и убедиться, что она на что-то способна без посторонней помощи.
Решено - значит, будет сделано. Завтра, а вернее, уже сегодня утром остается купить билеты на поезд и прости-прощай, Чикаго. А раз уж восток уже розовеет, то и смысла спать нет - надо собирать вещи и, конечно же, написать прощальное письмо напарнику, в котором извиниться за столь спешный отъезд, поблагодарить за науку и выразить надежду, что когда-нибудь их пути вновь сойдутся. И, конечно же, оправдаться, в первую очередь в своих глазах, тем, что не хочет неволить учением в карточные премудрости человека, который от них устал. Аргумент слабый и надуманный, но pourquoi pas?