«Я, Эдвард Босс, одним выстрелом выиграл Гражданскую войну! По-крайней мере, так я думал около восьми недель.
Я хорошо помню тот безумный восторг, ту эйфорию, что охватила меня после сражения. Генерал Лайон был достойным противником — хотя мы ощутимо не сошлись бы во взглядах, я не могу отрицать его смелость, отвагу и талант полководца. Он казался мне почти что маленьким Наполеоном на службе Директории, ему одному я готов был приписать и наши разгромные поражения и упущенные нами победы. Наши командиры были пассивны — Лайон был решителен, наши командиры едва ли успешно использовали местность и элемент неожиданности, Лайон даже в день генерального сражения застал нас с голыми задницами.
Я убил его. Отрубил-таки змее голову.
Я ждал когда уже Линкольн узнает, что его непобедимого генерала победили, и сдастся.
Наивысшей точкой эйфории стали «битва мулов» и последовавшая за ней осада Лексингтона — тогда наша армия казалась мне непобедимой.
«Нужно только немного нажать», — думал я, — «они ещё не поняли, что их силы рассеяны, а война проиграна».
Мой опыт подтверждался большинством кампаний Наполеона, проходивших по одному и тому же сценарию — генеральное сражение и последующий мирный договор. К тому же с востока до меня доходили новости. Джонстон и Борегар в конце июля разбили аболиционистов под Манассасом.
Ведром холодной воды для меня стало известие о подходе двадцатитысячной армии. Можете себе представить? Я слышал, что у Линкольна на востоке около тридцати тысяч, у Лайона было меньше десяти, а тут раввин в Белом Доме щёлкает пальцами и достаёт как фокусник из шляпы здоровенную толпу народу, да еще и с кучей оружия и боеприпасов!
Ладно, ладно, говорил я себе, они не могли взять людей из ниоткуда. Если их сюда пригнали, откуда-то их пришлось взять, сейчас наши...»
Эту дневниковую заметку Эдвард Босс так и не закончил. Его вдруг осенило, что по переписи населения 1860 года в США проживали 31.5 миллионов человек, из которых только чуть больше девяти миллионов оказались в составе населения Конфедерации. А значит Линкольн конечно был тем ещё фокусником, но гипотетически он мог особо не напрягаясь мобилизовать ещё пятьдесят, нет, сто, нет, даже двести тысяч человек!
Нужно было наступать, наступать именно сейчас, бросить все что есть, пока северная машина не развернулась... А как наступать когда не хватает пуль и ядер, когда не хватает провизии и лошадей?
В газетах много писали об успехах наших доблестных войск, но в середине октября шестьдесят первого Эда Босса куда больше обрадовали бы новости об успехах наших умелых дипломатов. Пора заканчивать это, заканчивать пока ещё можем выйти с высоко поднятой головой...
— Знаешь, Гас...
Как-то сказал другу теперь уже капитан Босс убедившись, что никто не слышит.
— Я не уверен, что мы можем выиграть эту войну.
Гас, конечно, что-то возразил, и легко выиграл спор за счёт безоговорочной капитуляции противоборствующей стороны — пожалуй, Эдварду хотелось, чтобы его убедили, что всё хорошо, волноваться абсолютно не о чем, что начинать боевые действия накануне зимы опасно, а вот весной подойдут подкрепления, тогда уже и вдарим по полной...
Но процесс пошёл.
Одно озарение порождает другое.
С тяжелой душой, Эд возвращался мысленным взором к событиям от «Ватерлоо генерала Лайона» к своему становлению офицером, и с удивлением замечал в них много нового.
К примеру, под Уилсонс-Крик, да что уж там, и во всех последующих схватках мы побежали исключительно заваливая противника числом.
А ещё... Побежавших людей собрал Гас. Это он убедил всех пойти в бой — спустя два месяца Эдвард наконец осознал, что только помог другу, а потом, поскольку Гас загремел в лазарет, собрал все лавры. Объективно говоря, это юному Эгертону следовало бы стать капитаном, ведь если бы не его поступки, Босс бы не выстрелил в Лайона...
Нет, Эд не собирался заниматься самобичеванием — он был хорошим сержантом и делал своё дело. Он даже совершил подвиг, ведь не погибни «Лев Линкольна» и кто знает, сколько ещё крови этот враг выпил бы у сынов свободной Америки.
Но что сделал бы Лайон зарубив Босса? Собрал бы своих людей и повёл их в новую атаку, где вероятно словил бы шальную пулю — пехота смогла бы хвастать чуть более заслуженно, только и всего. Ладно, если бы да кабы.
Но объективно говоря, был ли Эдвард Босс хорошим офицером? Сделал ли он свою часть образцовой? Изменил ли фундаментально ее боевые качества? Нет — став капитаном он фактически остался по прежнему неплохим сержантом «Ежевичного воинства», разве что взвод стал побольше.
Если сейчас будет битва — гвардейцы побегут, как бежали много раз прежде.
И это будет вина Эдварда Дэниэла Босса, который почивал на лаврах и ждал известия о победе в войне, вместо того, чтобы муштровать часть.
Быть офицером приятно.
Это тешит самолюбие.
Когда удалось освободить округ Кас, Эд даже отправил Соломона с письмами. В одном — к тестю, он коротко излагал новости и просил если представится возможность, передать в Канзас письма Босса к отцу и супруге. Сами по себе эти письма не представляли собой абсолютно ничего примечательного — короткий рассказ о прошедших боях (с парой интересных деталей, в частности рассказом о дуэли с генералом Лайоном, но без конкретики вроде численности подразделений и их степени снабжения боеприпасами — на случай если послания перехватят аболиционисты), надежда вскоре вернуться домой, потому что Миссури уже почти отбит, а значит Канзас на очереди (в тот момент это было правдой). В письме отцу содержалась и история о разговоре с офицером о дяде Рональде, папе наверняка будет интересно узнать как сложилась судьба его дяди. Вообще с папой можно было говорить чуть более откровенно чем с Алисией, без подробных описаний какие мы с Гасом герои, зато с указанием, что если вдруг что-то на войне пойдёт не так и история с ордером не разрешится, возможно имеет смысл разузнать адрес дяди Рональда в Калифорнии. Да и Джордж наверное будет в безопасности там, подальше от войны, а то ведь пойдёт в партизаны, а если не пойдёт, так его и в армию Союза загрести могут...
В общем, обычные письма если не считать подписи.
«Гвардии капитан Э.Д. Босс»
Да ради одной такой подписи следовало пойти на войну! И отказаться от этого?!
«Да ты в своём уме, Эдди?!» — так себя Эд называл только в иронических внутренних монологах, обращённых к себе же.
К тому же, может все не так плохо? Можно наладить дисциплину, показать новобранцам как залегать под обстрелом, как наступать, как быстро перезаряжать винтовку...
Разве что пострелять не получится — нехватка боеприпасов.
А уж когда к тебе обращаются «капитан Босс»...
В общем, в ноябре со своим вопросом Гас попал просто не в бровь, а в глаз. Эдвард даже поморщился, настолько болезненной оказалась для него тема.
Несколько секунд молчал.
И, наконец, решился.
— Надо переводиться. Знаю, ты скажешь, что я спятил. Я иногда сам себе это говорю. Да что там... только это я себе и говорю.
Эд выдохнул.
— Но посмотри на наш полк. «Ежевичное воинство», «пугала» — так нас дразнят, и хотя кому-то кроме тебя я не повторю это даже под пыткой, дразнят за дело. При этом, я, блядь, понимаю сержантов — когда тебя твои же солдаты могут нахер послать в ответ на приказ привести себя в порядок, что-то не в порядке либо с тобой, либо с воинской организацией в целом. Ты сам видишь — я уже месяц из кожи вон лезу, стараясь что-то изменить, и так и сяк пытаюсь, но нихера не меняется. Слишком давить на солдат я не могу — они просто выберут себе другого капитана. Но и оставить все на самотёк, мне, сука, совесть не позволяет. А значит надо переводиться — туда, где от нас будет больше пользы. Где то, что мы хорошо делаем своё дело будет иметь хоть какое-то значение.
Удивительно — так долго решался, а начал говорить, так легко пошло... Да, позже в колонке «Привет, Эдди» прозвучит много «ласковых» о бегстве от проблемы, о неспособности ее решить. Но это будет позже.
— Потому, вот что я придумал. Я пройдусь по взводам нашей роты, и отберу самых надежных и крепких парней, тех, у кого как у тебя или у меня заканчивается срок. Думаю их наберется на один или два взвода. А потом я поговорю с капитаном Шелби. Он, как и мы с тобой, на этой войне ещё с Канзаса — и может быть слышал что-то о нас. Я попрошу его за нас — за тебя, за меня, за Грега и за тех, кого мы выберем. Если разговор пройдёт хорошо, он примет всех нас. Да, может будет тяжело — придётся снова начинать сначала, причём чужими в слаженной и привыкшей друг к другу группе.
А вот теперь время самой трудной части.
— Слушай, Гас. Я не могу просить тебя пойти со мной — ты давно заслужил капитанские шевроны. Ведь это ты тогда людей собрал — если кто и сделает из этой роты что-то толковое, так это ты. Но там... Нам хотя бы не придётся объяснять Элис почему все истории о наших подвигах происходят на фоне наших бегущих товарищей.
Теперь уже обратного пути не было.
Время поговорить с капитаном Шелби.