Последовать предложению Ната оказалось неплохой идеей. ДА что там неплохой – блестящей! Хотя и не все последствия принятого предложение были Милли по душе, в целом она осталась довольна. Посудите сами: скучная и тоскливая серость жизни полетела под откос, как взорванный паровоз с рельсов, и душу теперь приятно щекотал адреналин – ради одного этого стоило согласиться. Пьянящий аромат тайны, чувство опасности за спиной и причастность к тем, кто вершит историю неизменно настраивали девушку на позитивный лад, а бьющее фонтаном жизнелюбие вкупе с некоторой наивностью превращали шпионские игры в занимательнейшее из приключений.
К тому же клубе офицерских жен оказалось немало талантливых особ, чье умение музицировать вызывало подлинный восторг: это, хоть и раздражало Камиллу, любившую во всем быть первой, было шансом самой научиться чему-то новому. Итальянка, поначалу робевшая при виде чопорных северянок, все-таки переступила через себя и свою гордость и попросила о помощи: на ее счастье, представительные дамы, чувствовавшие себя в самом южном по духу городе неуютно. Не отказали молодой и настырной местной уроженке. Для них это был шанс скрасить тянущиеся один за другим дни, а для Камиллы – возможностью стать еще лучше. Дорвавшись до возможности учиться и имея вокруг взыскательную публику, она показала себя примерной и старательной ученицей, и часто, вернувшись домой, засиживалась за партитурами до глубокой ночи. Музыка стала для нее отдушиной и способом сбросить накопившееся напряжение, а еще – единственной сферой, где она не была подвластна никому из мужчин. Завороженная журчанием мелодий и где-то в глубине души чувствовавшая, что мысль о богатстве и пропуске в высший свет утекает, как вода сквозь пальцы, мисс Тийёль все чаще представляла свое будущее не в бриллиантах и жемчугах на балу, но в гастролях по всем штатам и даже, чем черт не шутит, старушке-Европе. Первая женщина-музыкант, покорившая весь мир: это звучит куда прекраснее, чем, например, просто «супруга сенатора». Но для этого следовало трудиться и играть не только на фортепьяно, но и на иных инструментах, познавая музыку во всех ее проявлениях и всей красе. А значит, не помешало бы научиться, например, скрипке и банджо. И что с того, что они отличаются не только от фортепьяно, но и между собой? Почему бы не попробовать, если хватит одаренности и времени?
Это из хорошего. К сожалению, одними удовольствиями жизнь не исчерпывалось. Было в ней и немало серых пятен – и слава Богу, что не черных. Отношения с Мишелем испортились в конец: любезный супруг все больше и больше отдалялся от нее и становился все более неприятным. Они уже почти не общались, а если Камилле все-таки приходилось обратиться к нему, то иначе, чем Тийёль, она его не именовала: словно тот лишился права на ту малость близости, которая возникает у людей, общающихся друг с другом неформально. Такая искусственная дистанция позволяла девушке чувствовать себя увереннее и даже независимей, хотя она и понимала, что это только временные меры. Корабль любви уже разбился о скалы, и весь трюм уже залила ледяная горькая вода отчуждения. Скоро он полностью скроется из виду, опустившись на дно – это было ясно, как божий день. Камилла понимала, что ее семейная жизнь уже обречена, но больше не предпринимала ничего для ее спасения и продления агонии брака, чувствуя, что это все бесполезно. В свое время она уже сделала шаг навстречу, но его проигнорировали, а дважды пытаться сохранить то, что ненужно, она не собиралась, не видя в этом никакого смысла. Она красива, молода и небесталанна – так разве у Господа не найдется для нее варианта лучше, чем постылый муж? Ах, как хорошо было бы, если бы он, закрыв все долги, сам взял и благополучно помер, избавив Милу ото всех проблем!
Второй проблемой, к вящему удивлению Милы, стали отношения с Натом. Девушка уж было уверилась, что нашла себе идеального любовника, но майор по каким-то своим внутренним убеждениям работу и постель не смешивал. Или просто обиделся на то, что она потребовала от него денег: как будто из собственного кармана платит, Madonna mia! Ну что за мужчины пошли, куда катится мир! Где герои, как в романах, ау!? Вымерли все, что ли? Один отстранился от управления виллой и, если бы не ее помощь, разорился. Другой при первых же бедах оскотинился и стал, судя по всему, форменным mercante criminale. Третий вообще о семье забыл и вспомнил только когда нужда приперла. А четвертый, напротив, оказался излишне принципиален, что столь же недостойно рыцаря, как и бессовестность. Поняв, что Деверо более не собирается длить их отношения, девушка навязываться не стала. Майор и без того сделал для нее немало: как минимум, поддержал пошатнувшуюся было веру в собственные желанность и неотразимость. С ним было хорошо, и нередко ночами Мила вспоминала о том обжигающем пламени, что подарил ей Нат, но разве он один такой замечательный? Найдутся еще, как пить дать. А вести себя как дура, навязываться и молить «овладей мной снова, я вся твоя» - себя не уважать. К тому же простого общения тайный агент не прервал: а потерять еще и умного и ироничного собеседника было бы не менее обидно, чем великолепного любовника. Так что, попереживав какое-то время – куда же без этого-то? – Камилла решила для себя, что оставит отношения с офицером такими, какие они есть. Если жизнь однажды снова бросит их в объятия друг друга, она не станет противиться, а коли нет, то и страдать не станет.
А пока сад жизни цвел новыми красками, дело мало-помалу делалось. После первой беседы с Дэннисоном Мила, вымотанная, словно переплыла Атлантику, слегла с жуткой мигренью. Ее трясло, в каждом шорохе слышалась поступь федеральных солдат, стук за окном напоминал о готовящейся к залпу расстрельной команде. В тенях таился всепоглощающий ужас сгорбленных людей с пытливым взглядом, следящих за каждым ее шагом. Даже музыка не помогала: какую мелодию она не пыталась сыграть, чтобы хоть как-то успокоиться, выходил похоронный марш.
Для того, чтобы снова встретиться с янки, потребовалось напряжение всех сил, и держать лицо и не показывать, сколь сильно она трусит, стало невероятно сложно. Даже голос, ее красивый звонкий голос с легкой хрипотцой подводил, срываясь в дрожь. Но она справилась: Господь не оставил без покровительства свою дочь. Впору было уверовать, что итальянцы ближе всех прочих народов к Богу, и он хранит их от бед. На радостях от успеха хотелось плясать и громко смеяться, и Камилла, не в силах устоять перед порывом, поспешила домой, окрыленная успехом. Тубус с картами, который она нежно прижимала к себе, жег руки, одновременно заставляя бояться и торжествовать, нервно оглядываться за спину и с вызовом всему синему насвистывать Bonnie blue flag.
Нарядившись в лучшее платье, нежно-кремовое, с кипенно-белыми оборками, она надела тяжелые серьги и витое колье. На счастье, Тийёля дома в очередной раз не было, и никто не мог ей помешать выплеснуть весь обуревающий ее ажиотаж. Приказав зажечь в зале свечи, под неслышимую музыку она танцевала с незримым партнером, то неспешно кружась в вальсе, то отплясывая бодрую польку, то летя в бодром темпете. Она сияла, словно дебютантка, улыбаясь своему отражению и невидимкам вокруг, и блаженно щурилась от удовольствия, вспоминая, как весело и голодно трещал огонь, пожирая военные карты.
Прошел месяц. Армия Бэнкса, объединенная в девятнадцатый корпус, выступила вверх по Миссисипи. Ушли из города корабли Блокадной флотилии Западного залива. А мадам Тийёль осталась в городе, нервничая и ожидая, чем же все закончится. Музыка напряжения в ее сердце нарастала крещендо в ожидании вестей. И вот наконец пришли вести с фронта. Они сумели, они справились! Тридцать с лишком тысяч человек, и они вместо боя блуждали по болотам, обманутые офицером-мятежником и юной девушкой! А целая союзная эскадра отправилась на дно! И вся эта победа благодаря ей! С тех пор Камилла свысока смотрела на других южанок: но не из-за того, что стала совсем янки, а потому, что все они вместе взятые не сделали для победы Юга то, что она.
Это грешное наверняка чувство, что судьба других людей зависит от тебя, но разве можно от него отказаться? Разве хватит сил забыть, что исход войны зависит от тебя не меньше, чем от генералов? Возможно ли не вспоминать без тоски это бодрящее ощущение опасности и изящный танец лицемерия, восторг от того, как из оговорок и недомолвок проступает скрытая правда? Это же подлинное наслаждение – собирать по крупицам информацию, словно мозаику, и составлять из них единую картину! О, Камилла была готова заниматься этим даже задаром, исключительно из-за остроты ощущений, но лишать себя дополнительного источника средств к существованию не собиралась: если можно совместить приятное с полезным, то почему бы и не подзаработать? Там более что деньги ей были ой как нужны.
Первые заработанные деньги она поделила на три стопочки: сто долларов ушли на подарки себе любимой, двести она передала отцу на воспитание младшеньких, потребовав отчета за каждый цент, и еще двести отложила на черный день. Правда, последняя стопочка долго без дела не пролежала: Марко, увидев, в сколь взвинченном состоянии последнее время пребывает его сестренка, предложил девушке развеяться, попытав удачи за карточным столом. Мила, понимавшая, что не может более держать в себе бьющие через край эмоции, решила попробовать – и неожиданно для себя втянулась. Игра оказалась почти таким же азартом, как и шпионаж, только чуть менее опасной и не столь будоражащей кровь. Но все равно: то беспокойство и внутренняя дрожь, что обуревали Камиллу, словно отступали, когда на сукно ложились потрепанные кусочки картона. Двести долларов утекли, как вода сквозь пальцы, но жалости никакой не было: проигрывать деньги оказалось не менее приятно, чем тратить их на наряды и украшения, а уж когда карта шла… Незаметно для себя итальянка скоро стала завсегдатаем игорных домов. Поначалу излишне рисковая, она быстро проигрывала все, но со временем научилась прогнозировать ходы и считывать эмоции оппонентов, научилась держать лицо и не показывать своего отношения к текущей партии. С тех пор девушка делила свои деньги на три части: треть уходила в семью, треть тратилась на жизнь и треть просаживалась за столом.
Неожиданно игра не только подарила покой истрепанным нервам, но и позволила сблизиться с братом, досель лишь изредка навещавшим сестру. Разговоры о покере как-то сами собой перешли на дела семейные, а затем на личные. Марко рассказывал о своей жизни и делах, Милли – о проблемах с мужем и, с немалым количеством оговорок, про работу на Конфедерацию. Конечно, никаких имен и никаких подробностей: мало ли какая досадная неприятность может произойти. Но все же брат – это брат, какие от него могут быть секреты? Они – семья, а надежнее друга, чем те, кто с тобой одной крови, не сыскать.
К вящей досаде девушки, продолжавшей исправно посещать клуб офицерских жен, ни занятия мзыкой, ни деятельное участие в любительских постановках не делали ее ближе с северянками, считавшими себя выше местных только потому, что их страна оккупировала город-полумесяц. Только одна из них – миссис Кэлвил не боялась общаться с Милли в неформальной обстановке. Не удивительно, что итальянка прониклась к ней симпатией: женского общества для нормального общения ей сильно не хватало. Наконец-то нашлась та, с кем можно обсудить европейскую моду и – тихонечко – других дам, без оглядки на политику побеседовать о литературе и живописи и в принципе неспешно вести беседы обо всем и ни о чем за чашечкой чая или кофе.
Одно только в новой знакомой беспокоило Камиллу: ее супруг. Вернее, корабль ее супруга. До момента знакомства с женщиной она ни разу не слышала ни о USS «Serene», ни о ее капитане. Ни в газетах, ни в разговорах, ни в украдкой подсмотренных документах ни корабля, ни человека не было. Это ничего не значило, и поначалу Мила просто отмахнулась от подозрений, решив, что просто забыла о них. Но все же червячок сомнения, прогрызший яблоко познания, мешал расслабиться и получать удовольствие от общения. Когда ты шпионишь в тылу врага, всякие мелочи могут стать более чем важными. А ну как федералы тайком готовят еще одну флотилию, о которой дикси и знать не знают?
На всякий случай миссис Тийёль принялась активнее искать информацию о «Серене» и ее командире, но ничего не нашла. Тогда она, под предлогом обыкновенного общения, стала активнее расспрашивать миссис Кэвил о ее муже и его службе, рассказывать о том, что Фаррагут ценит инициативных офицеров, шутить, что, возможно, беседует с будущей адмиральшей.
И, на всякий случай, попросила Марко и его ребят проследить за женщиной. Куда она ходит, чем занимается, кто к ней ходит. А заодно поспрашивать и поискать чертову канонерку и его капитана. За информацию она была даже готова платить, отрывая деньги буквально от сердца, из выделенных на игру сумм. Но уж больно странным ей казался корабль-призрак: шпион, чей долг знать обо всем, просто не может пройти мимо загадки. Возможно – и скорее всего! – все ее подозрения беспочвенны, но если нет, то прямо перед ней маячит прекрасная сладкая тайна!
Такой и стала жизнь Камиллы: безразличие дома, отчужденность на улицах и в клубе, постоянная ложь и необходимость ежеминутно играть ту роль, которую она на себя приняла, и только две отдушины. Днями – возвышенность музыки, а ночами – забытье за карточным столом. Звучит горько, но и награда за это была велика – шанс жить, а не существовать, дышать полной грудью и играть с судьбой. Это бесценно, и Мила ни за что не променяла бы бурю чувств на штиль чинного спокойствия.