Рассказы об Ирландии Дарра не любил. Не мог себе представить, что могло быть хорошего в такой земле, что не могла прокормить людей настолько, чтобы они аж мёрли насмерть, а непомёршие бежали бы совсем за океан, но продолжали при том вздыхать по родине с каким-то таким непонятным тёплым чувством. Конечно, нечасто. Конечно, помянув родных и близких угрюмо, а англичан — со злостью. Но Дарра-то слушал и смотрел внимательно (в такие моменты взрослые становились очень серьёзными, что способствовало), и видел, что по чему-то эдакому они тоскуют, о чём-то таком жалеют. Большом. У них был дом. У них была община. Один язык, взаимовыручка, надежда на жизнь. Потеря? Потеря.
Дарра представлял себе, как теряет всё, что у него было. Ну кроме родителей, братьев и сестёр. Ну разве что Лиан и Трис, чтоб какбы взаправду, да и жалко их таких болезных видеть и помочь не мочь. А потерять не жалко? Жалко. И чердак с трубой, потому что ну а как зимой-то? И треснувшую деревянную миску с мятой жестяной чашкой, ведь много ли с рук наешь-напьёшь? И мятый картуз, тонкий хлопковый шарфик, протёртую сумку и дырявые башмаки, без которых с осени по весну ни до шахтёрского городка так просто не дойдёшь, ни кукурузу так ловко не потаскаешь...
Всё равно непонятно. Из родных был потерян только дедушка, но дедушку Дарра не знал. Грусть и печаль отца и матери отражались в него жгучим солнечным зайчиком, но он корчился и хмурился, а когда поспевало спасительное облако, тут же забывал про тоску.
Остальное же... Ну вот на чердаке так и так холодно, когда Пэдди оттирает в сторону Брэди, Брэди — Оскара, Оскар — Дарру, а потом их всех давят еле сдерживаемые слёзы Трис, которую в конце концов пускают поближе к теплу, но самому "внешнему" из лежащих вповалку оттого разве что чуточку теплее. Дарра часто думал зимой, слушая завывания ветра по ту сторону крыши, что по сути и так спит почти на улице.
Миска же с кружкой у него была одна на двоих с Брэди. Детей в семействе Дайсонов было так много, что разом все за не такой уж большой стол не помещались, отчего кормёжка проходила в два присеста, вот и получалось экономить на посуде. По праздникам, когда все всё-таки собирались вместе, кто-то ел отдельную кочку еды с угла подноса, где высилась общая горка побольше, и не жаловался. Только всё равно — что хоть чуточку не совсем твоё, то в каком-то смысле совсем не твоё!
С одеждой-то также было. И уж тем более сумку папа с мамой выдавали то одному сыну, то другому, в зависимости от возлагаемой на "посланца" роли. Дарру частенько посылали собирать обломки угля на дорогах и задворках шахтёрского городка, отчего ворованную на обратном пути кукурузу ватага младших зачастую ела чёрную (менее вкусной от того она не становилась).
Если так подумать, то своего у Дарры отродясь ничего не было. Ну такого, чтоб если потерять, жалко было. С другой стороны, родители и не по скрипке какой-нибудь вздыхали (да вон она, из самой Ирландии, целёхонькая). По чему-то большему. И Дарра думал дальше.
Соседи да друзья в пути растерялись, это точно. Фьють! И нет взаимовыручки. Ну, той, что когда-то была, судя по рассказам. Тут каждый всё же чуточку сам за себя. Вот даже те же Донхаъю, казалось бы, добрейшие люди. Всего-то лишь повезло им когда-то жребий нужный вытянуть, а поди ж ты, тягость экая в воздухе. Отец их недолюбливает, завидует наверно. Другие некоторые тоже, отчего и сами Донахъю замыкаются порой, видно же. И вот уже добрые, но не ко всем. И так с каждой семьёй — кто-то поудачней устроился, кто-то нет. Посуда в дороге бьётся, и везение, верно, тоже. На острые-преострые такие осколки, много-много, а на всех не хватает. И вот на новом месте копошатся люди в незнакомой земле, и кто-то плуг себе "вырыл", а кто-то порезался только и ни с чем остался. А потом что? Даже счастливчики поди младшим своим про ту же голодную Ирландию рассказывают, и сами рассказы те им с соседями делится мешают и вообще объединяться, ну вот так как раньше бывало, если тем же рассказам верить. Нет уж той взаимовыручки.
А ещё язык. Папа-мама меж собой по-старому говорят, бывает, но и то, всё чаще по-новому, по-местному. Местные-то многие не ирландцы ни разу, и в школе, и в городке на общем английском говорят, и торговцы заезжие, и чиновники важные, и даже мистер Крюгер, и мало ли ещё кто. Так или иначе от местных-то больше все зависят, им чаще в рот смотрят, слова ловят, что лягухи мух. Даже Дарре с братьями и сёстрами в какой-то момент сказали родители, мол, хватит, новая жизнь — новый язык. Мы теперь американцы, будем по-американски говорить. Дарра-то согласился, всё равно за чудным говором родительским не всегда поспевал. Только вот к чему тогда рассказы эти про былое?
Получается, оборвали себе корни какие-то папа с мамой, когда от земли ирландской оторвались, а рваному-ломаному кусту как при пересадке прижиться? Дарра сажал, знает. Ну ладно, помогал сажать. Догадывается. Тревожно, боязливо. Вырастет-не-вырастет. Страшные гадания, и захочешь помечтать о светлом будущем, не получится. Уж что такое неурожайные годы, даже Дарра наизусть выучил!
Всё из-за рассказов дурацких! Не любил Дарра взрослым в такие моменты внимать. Потому и пропадал часто у соседей. Они на удивление совсем про Ирландию не говорили, а вот про округу да окружающих — пожалуйста. И даже на ирландском, потому что язык-то что, важно о чём говорить, а не как. По крайней мере с теми, с кем можно. И вот с Дуйэном Донахъю точно было можно. Они с Дарра все окрестности излазали, все облака пальцами истыкали, все берега всех водоёмов кругами от метаемых камешков исщупали. А лошадка их, ну это ж просто чудо! То хрипанёт со вздоха мощного, то ка-ак фыркнет, волей-неволей улыбнёшься. Всегда сильная, всегда тёплая и большая. А как залезешь верхом, то будто вровень с миром, и даже батя Дуэйна, мистер Донахъю, с опаской и уважением смотрит, хоть и не без тревоги.
И неважно было, у кого чего сколько. У Дуэйна и одежда была чище, и еда в кармане чаще, но не яблоками или коробком с иголками он дорожил, а дружбой. И не имевший ничего своего Дарра знал это и думал, что понимает в такой миг слова про "ту взаимовыручку".
А дальше думать и понимать боялся.
Оттуда виден уже был край пропасти, чёрный зев риска потери.
Дарра шарахался мысленно прочь и бежал в гости к Донахъю, неосознанно продолжая побег Дайсонов от страха.