За последние два года в Эдварде снова произошла перемена — в молодости перемены вообще происходят довольно часто. Он ехал в Канзас с мыслью о женитьбе, о новой жизни, а не получил ни того ни другого. Фактически, он занимался ровно тем же, что делал когда вкалывал с неграми на плантации, только тогда можно было сжать зубы и сказать себе «я становлюсь крепче, чтобы отомстить за Генри», а сейчас...
«Я должен моему отцу» — работало первый год. Потом юный Босс начал ощущать, что его жестоко наебали. Да, у них была хорошая земля, да, обустройство шло полным ходом, но всё так затягивалось — и отец словно намеренно отступал, снова и снова, совершенно не задумываясь о том, что вообще-то изначально целью (как казалось Эду — не только для него) было восстановить доброе имя Боссов, а не вогнать его в грязь рассорившись с новыми соседями, причём без всяких убийств...
В общем, у юноши с отцом намечался не шуточный раскол. И каждое последующее событие забивало меж ними клин всё глубже.
Глэдис вышла замуж — а ведь Эд собирался опередить ее! С визитами к Боссам теперь заезжали разве что агитаторы, а сам отец визитов не давал, если не считать редкие походы в чужую церковь. Какая уж тут богатая невеста!
«Рим не строится за день», — говорил себе уже не такой юный, как ему самому хотелось бы, Эдвард, — «Мы сейчас работаем чтобы построить дом для наших детей, внуков, правнуков...»
Только вот от правильных слов во рту появлялся какой-то тошнотный привкус.
«Впервые в жизни я верю себе не до конца» — короткая дневниковая запись.
Заметки делаются скупыми и появляются все реже, уступая место цифрам — сколько куплено, сколько продано и кому, сколько за кем долга...
«Я, блядь, какой-то жидовский ростовщик», — Записал Эд как-то, но тут же аккуратно вырвал страницу и сжёг.
Нельзя позволять себе сомневаться.
Не сейчас.
Никто не обещал, что будет легко.
Сучка Глэдис замужем. Сука Джордж женат.
Старый дом всё так же спокоен...
Может, вовсе не стоило уезжать? Ну поругался бы с батей, бывает, как поссорились так бы и помирились...
Или может следовало побольше участвовать в политике? Быть может, Эдвард сейчас был бы другом местных вершителей судеб, его имя знал бы весь штат, и совсем не потому, что он якобы кого-то завалил!
«Я не мог бросить отца» — ещё одна запись так и не легла на бумагу. Юный Босс только придумал ее, затем поспешно исправил: «Я не могу бросить отца», — и ощутил до того жгучий приступ стыда, что изменил обычной умеренности и как следует напился.
Осенью пятьдесят пятого Сидни смотался в Лоуренс — и снова Эдвард молча сидел в углу, до боли сжав пальцы в замок. «Я не могу бросить отца. Если на плантацию нападут то я должен быть рядом. Хотя какая к черту плантация... Мы фермеры, блядь, грёбаные фермеры...»
Он никогда не сказал бы такого отцу в лоб.
Он был терпелив.
«Я не девка — выдержу»
И все же с каждым месяцем, всё более явно Эдвард Дэниэл Босс чувствовал себя неудачником. Плантатор без плантации, джентльмен без дамы, мыслитель без трибуны — он по привычке выполнял давно опротивевшую работу, надеясь, что однажды за ним как прежде приедут сыновья плантаторов, но на сей раз услышат не отказ, нет, с какой бы радостью юноша рванул с ними. Да даже с сыновьями мелких фермеров!
На языке уже сидела заготовленная фраза: «Отец, последний год я помогал тебе всем, чем только мог, и сам Бог не сможет упрекнуть меня, что я делал это плохо. Джордж подрос и может помочь тебе по хозяйству. И конечно я не покину тебя — но я гражданин Соединенных Штатов, и не могу оставаться в стороне. А ещё — я молод, и все ещё не создал себе имя. Как я найду себе невесту когда других плантаторов вижу только в церкви? Прости меня, отец. Но я сейчас уеду — и вернусь к ночи. Или завтра. Или когда смогу».
Так мысленно говорил себе Эдвард, периодически посматривая в окно.
Но никто так и не приехал.
Двадцать первого мая пятьдесят шестого года плотину наконец прорвало.
Прорвало — «в стиле Босса», очень тихо, зато с далеко идущими последствиями.
Когда Сидни приехал с ворованной периной, Эд внимательно выслушал отцовскую отповедь.
Дождался пока непоседливый родич выйдет, а после тихо произнёс.
— Ты прав, отец. Это не трофей.
Только знающий Эдварда хорошо, мог услышать отдаленный гром пушек в этой невинной фразе. Примерно столь же невинной как «есть ли подозреваемые», «я провожал дядю» и «найти бы мне богатую невесту».
Вернувшись в комнату, Босс с силой пнул тяжелый сундук с вещами — отвращение к себе за два впустую потраченных года смешалось со злостью на весь мир. На Клиффордов, на кузенов, на Глэдис, на аболиционистов, на Джона Брауна, на отца...
— Я вам покажу. Я вам всем покажу...
Прошептал себе под нос.
Эйбен Клиффорд истекает кровью на земле — только сейчас у него лицо Глэдис. Эта сука — единственная из списка, чью смерть можно было представить всерьёз. Кузены те ещё мудаки, но ведь семья...
А отца Эд всё же любил.
Представил бы Джона Брауна, да хер его знает как этот ниггер выглядит.
Надо ехать. Сесть на коня и ехать — куда угодно, в Канзас-сити, в Лекомптон. Действовать, действовать, действовать...
И словно силясь преодолеть расстояние отделяющее его от настоящей, осмысленной жизни, юноша ходил, ходил часы напролёт, от одной стены до другой.
«Подожди. Подожди ещё немного. Отцу нужен порох. Горят поля, горят дома. Если уж хочешь бросить его, всерьёз, так хоть не бросай безоружным...»
Вдруг подал голос рассудок.
И Эдвард взял себя в руки.
В последний раз — как сам сказал себе.
Последний рейд.
«Дурак ты, Эд. Сам знаешь — не последний. Всегда будут проблемы для которых ты срочно понадобишься отцу...»
Но вот эту издевательскую ремарку рассудка, молодой Босс предпочёл пропустить мимо ушей.
Пыльная дорога.
Встреча.
Заряженная винтовка под козлами.
Пара козлов.
Слегка приподнятая шляпа.
— Добрый день, джентльмены.
Хуже всего во всей истории — Стиви по своему прав.
Их действительно не было.
Им действительно было плевать на общее дело.
Этот дурак пьян, и конечно не заслуживал смерти.
Но ещё он направил револьвер в грудь Боссу.
А такое не прощают.
— Стивен, верно?
Эд чуть сощурился, рассматривая наглеца как какого-нибудь пьяного приказчика, начавшего вопить непристойности под хозяйским окном.
— Ты хороший парень, Стивен. У тебя есть яйца. Есть идеалы. А это, блядь, дорого стоит. Поэтому я спущу тебе больше чем обычно Боссы спускают людям, которые тычут в меня или любого другого Босса револьвером — если слышал обо мне то понимаешь о чем я.
Редкий случай когда история об убийстве работает на тебя — когда все вокруг думают, что ты способен хладнокровно убить человека.
Чуть показать пальцем на шею, явно намекая на Эйбена.
«Убьешь меня — и другой Босс убьет тебя. Или кого-то близкого тебе»
И сразу после этого намека — переход.
— Ты прав, Стивен, меня не было рядом, когда вы нуждались во мне. А знаешь, почему?
Эд показал покрытые мозолями руки.
— Потому что я, блядь, растил кукурузу этими вот руками. Чтобы всем южанам — и тебе в том числе, было что жрать. Сам знаешь как здесь много людей и мало еды. Я делаю это — для людей. И жду уважения.
Медленно, чтобы не провоцировать бандюгана, юноша расстегнул пуговицы на жилете и протянул его Соломону.
— Мы с тобой оба мужики, Стивен. Оба южане. Если кого и надо нам мочить так это гребаную аболиционистскую синагогу. У тебя есть вопросы ко мне — как у мужика к мужику? Ну так давай разберёмся как принято на Юге, по-мужски, без пушек, без ножей. Побьешь меня — получишь ящик даром. А ещё сможешь всем рассказать как набил морду Эдварду Боссу.
Кто бы мог подумать, что от работы на плантации будет толк! Каждый уложенный в основание моста кирпич. Каждый час работы тяжёлым железным ломом. Гребаная кукуруза — все усилия по закалению собственного тела, чтобы оно стало сильным и крепким.
Даже наличие старшего брата, упокой Господь его душу, и двух старших кузенов, вдруг оказалось безусловным благом — в большой семье всегда знаешь как драться. Всегда готов отстоять своё без особых церемоний — надо будет и по яйцам дашь.
И Соломон не дурак — если дела пойдут плохо, винтовка будет лежать прямо перед ним, а внимание обоих наглецов наверняка будет приковано к драке.
— Если конечно не трусишь. На кулаках-то оно знаешь не безоружному револьвером грозить.
Эдвард улыбнулся.
Мужиков всегда надо брать на «слабо».