Эдвард хорошо запомнил лицо уже раненого, но ещё не мертвого Эбенезера Клиффорда. Запомнил отчаяние в тускнеющих глазах, дрожащие руки, тянущиеся к шее в тщетных попытках зажать рану. Было так много крови...
Прежде, юный Босс никогда не видел как умирает человек. С удивлением для себя, он не обнаружил в этом зрелище ничего отвратительного. «Вот как выглядит справедливость», — подумает он, конечно, не в тот момент, намного, намного позже, когда сойдёт аффект и услужливая память воссоздаст картину в деталях внимательному, перебирающему воспоминания деталь за деталью, разуму...
Стоя над телом Эйбена, Эд впервые почувствовал власть. Не ту власть, которой хозяин обладает над своими ниггерами — не добрую, заботливую власть, подобную власти отца над своими детьми, другую... Власть человека с ружьем, который берет что захочет и у кого захочет.
Клиффорд пытался хорохориться, но у него были только слова и дорогой костюм. В тот момент, на пыльной дороге, за Боссами была сила.
Сила, которую заметили.
В ответ на крепкое рукопожатие, Эд обнял дядю. Он понимал, что вероятно они видятся в последний раз, и хотя в кустах неподалёку лежал труп, хотя суровый капитан мог счесть племянника размазней и бабой, Эдвард не простил бы себе не обними дядю Рональда в тот момент. Сколько сказано военных баек, сколько дано ценных советов, и все же скажи в тот миг старый офицер: «Эдвард, поедем вместе», — едва ли юноша сумел бы устоять, лишь бы и дальше видеть этого сильного человека, стоять подле него, прикрывать его.
Он знал, что не заплачет.
Не сейчас — слезы подождут до спальни.
— Спасибо, дядя Рональд. Прощай.
Больнее всего — нельзя писать писем. Отправить их со знакомыми уезжающими в Калифорнию, значит подарить Клиффордам местоположение убийцы.
Порой Эдвард набрасывал текст посланий к дяде. Долгие, проникновенные, по юношески горячие, заполняющие лист за листом, пока хватает чернил — они исчезали на огоньке свечи.
Казалось, юноша стоял на распутье.
Нежная душа всё чаще вступала в противоречие со сжатыми кулаками.
Он должен быть сильным. Защитить семью от Клиффордов — или от любого, кто захочет посягнуть на неё.
В ответ на отцовское откровение, Эд чуть не сказал: «Значит мы должны истребить их всех!» — но сдержался. Ему не хотелось расстраивать папу.
К тому же Дэниэл Босс был по своему прав. На всякую силу всегда найдётся сила побольше, да помощнее. Нужна смелость чтобы выстрелить — нужна смелость, чтобы не стрелять.
И все же, если придётся, Эдвард Босс предпочёл бы быть тем, кто стреляет. Жизнь никогда и ничего не даёт сама, но взять у неё твоё по праву следует обязательно.
Дэниэл Босс обладал деловой хваткой, предпочитал слово делу и жил по собственной правде — но именно из-за этой правды ему всегда нужен будет кто-то, кто защитит его. Человек с ружьём вроде дяди Рональда.
Потому что когда ты рационален и готов на всё лишь бы избежать войны — ты идёшь на уступки, тебя теснят дальше и дальше, пока наконец не оттеснят вовсе. И однажды ты скажешь: «Джентльмены, насилие ничего не решит и никому не нужно. Давайте договоримся к нашей общей выгоде», — а джентльмены достанут револьверы и сделают из сокровищницы мудрости не самое эстетичное решето.
«К войне не нужно стремиться», — записал тем вечером Эдвард в дневник, — «Но войны нельзя бояться. Нельзя подставлять другую щеку. И если обстоятельства не позволяют избежать войны, если твой брат лежит в луже собственной крови — иди до конца».
В те мгновения, когда высыхали чернила этой записи, что-то в Эдварде Боссе неуловимо менялось, ломалось. Уходила на второй план любовь к чтению, политэкономия, уходили юношеские нежные стихи, воспевающие зеленые берега Миссури и канареечно-желтые на солнечном свету холмы...
Уходила ранняя юность — приближалась ранняя зрелость.
Но как золотая осень, не желающая уступать место зиме, молодость сохранила ещё надежду на оттепель.
Глэдис...
Красотка Глэдис...
Конечно, центром мира Эда был сам Эд — и право быть рядом с собой казалось ему величайшим благом для женщины из возможного. Тогда, юный Босс ещё не сомневался в том, что однажды достигнет успеха, что однажды имя его прозвучит по всей Америке. А значит и женщина такому мужчине нужна первого сорта — умница, красавица, брюнетка...
Сколько раз представлялось Эдварду как зарывается он пальцами в эти темные волосы, как покрывает поцелуями шею и плечи... Представить было легко, негритянка Анжела, с которой юноша лишился невинности, тоже была темноволосой и весьма стройной. С кузенами ссориться не хотелось, но и здесь Эду казалось, что достаточно хорошенько поговорить с обоими, донести до них серьёзность своих чувств к Глэдис, чтобы Джордж и Каспер всё поняли и приняли без ссоры. В крайнем случае всегда можно было намекнуть, что им после смерти дяди отойдёт плантация, и Эдвард Босс так и будет вечно ошиваться где-то поблизости — если не получит приданное, на которое начнёт собственное дело, чем оставит близнецам возможность делать на плантации что хотят, не оглядываясь на мнение двоюродного брата. Кому захочется однажды услышать «Я запрещаю!» да ещё и от человека, про которого ходят слухи, будто это он в неполные шестнадцать кого-то убил...
А так — разве потеря потенциальной, да к тому же нежеланной невесты, не стоит того, чтобы кузен с сомнительной репутацией убрался налаживать хозяйство в Канзас, и более не возвращался кроме как на семейные праздники? Быть может, двоюродные братья даже сумели бы примириться с Клиффордами, вернуться к привычному ритму жизни со скачками и танцами... Ведь всем точно известно, что они непричастны к смерти Эйбена.
Как и в случае с любым подобным предложением, даже лучше было бы, исходи оно от самих близнецов. Эдвард давал лёгкие намеки, мол, здорово было бы уехать и начать собственное хозяйство в другом Штате, но не хочется уезжать без жены и какого-никакого, а капитальца...
Он ждал, что однажды Джордж (или Каспер) в разговоре вдруг хлопнет себя по лбу и скажет: «Слушай, а женись на Глэдис Хортон! За ней много дают — как раз достаточно чтобы обустроиться в Канзасе на широкую ногу».
И потом уже сами близнецы пошли бы к дяде Кристоферу и сказали бы что-то в духе: «Пап, ты всю жизнь оглядывался на брата. Но Эдвард часто принимает необдуманные решения — многие ведь думают, что и Эйбена он по собственной воле убил. Да он и сам уехать хочет, но вот взбрело ему жениться, ещё и на деньгах. Мы пока жениться не особо хотим — да и невесты нам ещё найдутся. А ну пусть женится на Глэдис? Да, жертва конечно, такое приданное — но разве не хочешь ты оставить эту историю с Клиффордами в прошлом?»
Оно бы того стоило.
Точно стоило.
И снова увлеченность собственными планами Эда столкнулась с неумолимым течением реки времени.
Отец принял ровно то же решение, о котором думал сын — и конечно выбрал оптимальный момент, когда можно было получить хорошую землю, построить что-то существенное! Всю жизнь Дэниэл Босс зависел от дяди Кристофера. А теперь мог не зависеть. Мог уехать и начать жить своим домом, с женой и детьми. Как раз подрастает малыш Джордж, скоро в возраст войдёт Розалина...
Новая ветвь семьи.
Подальше от кровной вражды с Клиффордами — вряд ли те массово поедут в другой штат чтобы вывести всё на новый виток.
Что Эдвард понял прежде всего — отец уезжает из-за него. Его поступка. Этот отъезд выглядит новым началом, но это попытка преодолеть изоляцию. Дядя Рональд уехал, уедет отец Генри, но чтобы все сработало — уехать должен и его брат. «Поле боя за Клиффордами» — Боссы конечно останутся в Миссури, но не прямая линия, дядя и кузены убитого, которые точно ни в чем не участвовали.
Отказавшись в такой ситуации — или даже просто попросив подождать, Эд показал бы себя идиотом, не понимающим, что именно происходит.
Он был увлечён Глэдис. Ещё как увлечён! Доходило до по юношески бескомпромиссного «Глэдис или никто!» — но буквально всё, во что верил Эдвард сводилось к простой максиме. Семья превыше всего. Превыше чувств, превыше амбиций, превыше планов.
А значит если твой отец уезжает, ты следуешь за ним.
И уж точно следуешь, если он уезжает из-за тебя.
— Меня ты мог бы и не спрашивать, папа. Но я благодарен, что ты спросил. Я последую за тобой. Всегда. Когда едем?
Эд чувствовал, что должен «отработать» идею свадьбы с Глэдис до конца — он решился на откровенный разговор с кузенами. Разговор прошёл не то, чтобы совсем плохо. По крайней мере его не подняли насмех — может потому, что чувства в беседе не фигурировали вовсе. Скорее основным посылом было что-то вроде: «Братаны, нам предстоит серьезное решение. И ехать в Канзас лучше с капитальцем и женой. Может уступите невесту по родственному? Она баба волевая, вам оно точно надо, чтобы вас вечно жена понукала? Я бы и сам не лез в это, но приданное, приданное...»
Джордж и Каспер прекрасно поняли прелесть проекта брата, но резонно ответили, что дела на плантации идут не очень хорошо, и к этому прямое отношение имеет кое-кто, так что деньги им и самим нужны, чтобы сделанное кое-кем разгребать.
Вот и поговорили.
Глэдис стоила усилий. Но переть против всех — кузенов, отца, дяди, потенциального тестя — да ещё и в условиях, когда Клиффорды дышат в спину и наверняка только и ждут момента...
Из богатых невест оставалась Джуди Сеймур, но у Эда были свои мысли на ее счёт. Он ждал когда она выйдет замуж за кого-то из Клиффордов — чтобы приехать и пустить ублюдку пулю в висок. Впрочем, это был не столько план, сколько рабочая программа, составленная давно и не пересматривавшаяся не столько потому что ее так уж хотелось выполнить — просто смерть Эйбена успокоила и без того притупившуюся жажду мести. Око за око — для большего нет причины.
«Будет настроение — пристрелю гада. Не будет — я уже отомстил, уже показал, что никто не стреляет в Босса безнаказанно»
На самом деле отомстил дядя Рональд.
Но Эдвард так часто слышал краем уха историю о том, что это он убил Эйбена — что и сам отчасти начал в это верить.
Даже если стрелял не он — и что же?
Он был там. Он бы выстрелил и не промахнулся. Дядя Рональд просто избавил племянника от необходимости стрелять в спину.
В общем в Канзас Эд ехал конечно с грузом сожаления по неудавшейся женитьбе — но с каждой милей образ Глэдис расплывался, становился всё более смутным, напротив, новая жизнь, вид с лесистых холмов на безграничные канзасские степи, манила к себе всё более явно...
Так мы и должны были начать, сэр.
Отец и сын вместе едут почти в самую прерию, дабы построить дом. Дух Америки, свободной земли свободных людей, витал в воздухе. К тому же, раз ослушавшись и отомстив за Генри, Эдвард ощущал на себе некий долг, обязательство хотя бы несколько лет побыть прилежным сыном. Тем, который не нарушит случайной глупостью планы Дэниэла Босса, а напротив, поможет этим планам по мере сил.
Душа юноши горела политикой — ему хотелось защищать тот самый «образ жизни» над которым посмеивался папа. Но не сейчас. Не теперь.
Разрушив простую и привычную жизнь семьи, Эд собирался по мере сил помочь отстроить эту жизнь. Настало время отцу понять как правильно он поступил, когда не помешал сыну работать на плантации. Полученный хозяйственный опыт помогал первенцу оказаться везде — перевозить ниггеров, материалы и еду. К тому же он хотел создать о себе в Канзасе доброе имя.
Быть может, в Миссури за ним навсегда тянется «грязная история» убийства, но здесь новое общество, новые люди. И увидят они послушного сына, крепкого хозяйственника, обходительного джентльмена, который к тому же ещё не женат...
Отчасти, Эдвард брал реванш за неудачу с Глэдис — ему срочно требовалось доказать по крайней мере самому себе, собственную состоятельность как мужчины.
«Я не проебал единственный шанс на отличную невесту в моей жизни. Здесь тоже есть дочери с хорошим приданным. С Глэдис не вышло — ну и пошла она! Пошли нахер Джордж и Каспер! Пусть каждый получит по каблуку на темечко — пусть хоть вместе ее трахают! Я, сука, Эдвард Дэниэл Босс — и я заставлю ее каждый день жалеть, что не вышла за меня замуж!»
В глубине души, Эд понимал, что вряд ли она будет жалеть — жизнь уносит образы и лица.
Скорее, ему хотелось перестать жалеть самому.
Перестать видеть в «мальчишеских» снах лицо (и не только лицо) Глэдис.
Забыть.
«До сих пор прошлое целиком определяло мой путь», — писал юноша в дневник, — «Смерть брата. Дядя. Неуступчивость кузенов и упущенная невеста. Мне нужно новое начало. Нужно перестать смотреть в прошлое. Нужен фундамент на котором я смогу что-то построить.»
Пожалуй, знай он чем все кончится, и целыми днями учился бы стрелять. Может отправился бы в Лекомптон. «Прости меня, отец» — но в тот момент Эдвард, как наверное и все остальные, не мог даже представить, что всё кончится бойней.
Он был сыном, помогающим своему отцу наладить дела. Наследником, создающим собственное наследство. Амбициозным юнцом, показывающим миру, что способен вести дела. Парнем, ищущим девушку.
В последний раз юность расправила крылья.
Брошенное про себя «истребить их всех» отступило, закуклилось, исчезло под слоем опадающих листьев.
Ему было восемнадцать.
Кожа Анжелы в мерцающем свете лампы цветом напоминает то полированное дерево, то очищенное кофейное зерно. Гладкая, безволосая...
— Иди ко мне.
Тихо, но настойчиво приказывал он.
И она приближалась.