По правде, в эти два года желание отплатить врагам за Генри не то чтобы поубавилось, но как-то отошло на второй план. Слишком много оказалось насущных забот — слишком много интересного в мире вокруг. Хитрые партнеры, хитрые бригадиры, хитрые конкуренты — каждый желает обмануть, и каждого куда лучше обмануть самому. Так работает бизнес. Это практически волшебство — сделать деньги из ничего, а потом превратить в ещё большую сумму денег. Пытаясь понять, в чем же всё-таки фокус, Эд засел за книги. Он прочёл «Исследование о природе и причинах богатства народов» Адама Смита, «Очерк о законе народонаселения» Мальтуса, «Начала политической экономии» Рикардо, «Философию нищеты» Прудона, «Реорганизацию европейского общества» Сен-Симона и Тьерри, «Замечания о влиянии промышленной системы» Оуэна, «Трактат о домашней и земледельческой ассоциации Фурье».
До сих пор мир выглядел чем-то монолитным — познаваемым и неизменным. Даже Просветители ругали современный им строй, но лишь мечтали о новом. У всех теоретиков политэкономии было нечто общее, они полагали, что мир можно и нужно менять, что немногие в ответе за многих, более того, намечали возможные пути такого изменения. Представьте каким шоком для Эда было узнать, скажем, что впереди человечество ждёт всеобщий голод и война за ограниченные ресурсы, причём не вследствие каких-либо коварных замыслов незримых злодеев — а исключительно потому, что люди продолжают рождаться.
Не столь апокалиптично, но все ещё трагично звучали рассуждения социалистов о том, как интересы предпринимателей противоречат интересам человечества. Оуэн, например, отдельно выделял, как промышленники производят ровно столько, сколько могут продать, в то время как интересы человечества требуют существования излишков — но и Фурье запомнился Эду трагичной историей о том, как бизнесмен в ожидании повышения цены держал груз продовольствия на складе, пока тот не сгнил, а после продал людям испорченную пищу...
«Я — социалист» — впервые сказал себе юный Босс зимой пятьдесят первого.
Он конечно не был одинок, многие молодые люди говорили нечто подобное, ведь каждый хочет оказаться на правильной стороне истории.
На стороне тех, кто изменит мир.
Впрочем, вслух заветное слово Эдвард так и не произнес. Он не хотел выглядеть карбонарием. Зато составлял проекты по улучшению жизни негров.
Это было третье и самое главное изменение, произошедшее в характере юноши. Прежде ниггеры казались ему чем-то само собой разумеющимся — только дурак будет спорить с тем, что белый господствует над чёрными. Теперь практика нуждалась в теории, в ответе на серьезные вопросы.
«Зачем мне негры, положим, ясно. Если я хочу обеспечить человечество товарами, чуть увеличить число ограниченных земных ресурсов, плантация должна работать. Пенька с наших полей станет парусами, кукуруза накормит сотни и тысячи людей. Я — полезный человечеству индивид. Но зачем неграм нужен я? Первый и очевидный ответ — без меня они оказались бы выброшены на произвол судьбы. Я господствую над ними, а значит должен, обязан заботиться о них. Они мои ниггеры»
О, когда Эд будет принимать решения, при нем многое станет иначе. Негры хотят свою церковь? Да и пусть получат. Пусть их регулярно осматривает врач, дорого, зато надежно. Их следует лучше кормить. Семьи не следует продавать раздельно. К тому же, возможно, желающих уйти на волю следует отпустить — но ни в коем случае не изгонять, после, скажем, тридцати лет верной службы. Заботиться о старых рабах, которые не могут больше работать. Возможно, построить им отдельный флигель...
И уж точно почаще устраивать праздники.
И вовсе не выбрасывать остатки каждого обеда, а раздавать ниггерам.
Размышляя таким образом, юноша пришел и к ещё более смелым выводам
«Рабство — вещь несомненно полезная для человечества в целом. Единственное, что может компенсировать истощение природных ресурсов — рост производства. Повышение предложения. Но наемный персонал ограничен спросом — производитель вынужден нанять ровно столько рабочих, чтобы расходы на их содержание не мешали его получению прибыли. Рабы же сами по себе являются данностью и частью капитала — поэтому предложение может быть максимально разнообразным, и только расти с покупкой новой земли и новых рабов.
В то же время негр оказывается избавлен от необходимости выживать в чужой стране. Социалисты так живо описывают жуткие условия жизни городской бедноты, несправедливость к батракам — но поскольку я добрый господин, а мои ниггеры это моя собственность, то и забочусь о них я добросовестно. Мне не плевать на них.
Таким образом я спасаю этих негров — а они под моим руководством (абсолютно логичным, ведь природный ум, свойственный белой расе, дополняется во мне образованием и опытом ведения дел — без меня все развалится!), спасают человечество, отсрочивая сползание в Мальтузианскую ловушку. Ведь где кроется спасение как не в Америке? У нас много неосвоенной плодородной земли, бесполезной для человечества пока на ней живут красножопые — только рука фермера, а лучше плантатора, одарит мир хлопком, пеньком, кукурузой и табаком».
Чтобы завершить рабовладельческую утопию к мистеру Эдварду Дэниэлу Боссу должна была прибавиться миссис Эдвард Дэниэл Босс. Конечно не сейчас, через несколько лет — но стоит уже присмотреться к окрестным девицам с хорошим приданным, посоветоваться с отцом и дядьями, прикинуть, с кем стоит почаще танцевать и особенно галантно здороваться на улице...
Лучше, конечно, чтобы она закончила колледж. Вот кстати ещё одно доказательство совершенства Америки — где ещё женщинам дают высшее образование?!
Как уже было сказано, за такими мыслями образ Генри как-то поблек. Убийца наверное давно сбежал в другой штат, его не смогли отыскать. Конечно, если появится шанс, то отплатить можно будет сполна — но шанса ведь нет, нет ни малейшей улики.
Быть может когда-нибудь, завтра, не сейчас...
Поэтому слова дяди оказались ударом обухом по голове — так внезапно, неожиданно, не оставляя времени на раздумья, они прозвучали.
Так, что нельзя взять месяцок, а лучше два, на подумать, взвесить все за и против, а там уже все решится как-то само собой.
Минуточку?! Разве не ради этого все затевалось?
«Разве не этого я ждал четыре года? Не для этого размахивал тяжёлым металлическим ломом? Ну так вот оно, время пришло! Закончилось гнусное прозябание, впереди то, ради чего все затевалось...»
Месть.
В глубине души Эдвард знал, она не приведёт ни к чему хорошему.
Могущественный клан Клиффордов не оставит и не забудет. Даже оставленная трубка ничего не будет значить. Юный Босс неплохо знал «Илиаду» — и представлял себе, что из-за украденной одним идиотом бабы пострадать может целый город. Не сумев отомстить дяде, Клиффорды просто выберут кого-то ещё, до кого смогут дотянуться. Причём, независимо от того, убил ли в самом деле Эйбен Клиффорд, или просто кто-то хитрый выдумал как поссорить «две равно уважаемых семьи».
Это будет война. Война, которую развяжет малолетний идиот с винтовкой, решивший во что бы то ни стало отомстить за брата первому, на кого легло подозрение.
Иронично — но столько лет мечтавший о мести Эдвард вдруг обнаружил в себе нерешительность, осознал, что даже получи он от дяди имя прежде, то никогда бы не пошёл вот так, напролом. Зная точно — да, пошёл бы и убил. Но сперва выпил с Эйбеном, стащив у отца бутылку виски. Послушал бы «убийцу» прежде чем пустить ему пулю в затылок.
Не совсем честно, зато наверняка.
И что ещё ироничнее, именно теперь, когда маховик юношеского «расследования» пришёл в движение — дядя решил действовать, и племянник оказался в западне запоздалого понимания, понимания того, что попросту не сможет ничего сделать. Не сможет рассказать отцу, ведь тогда предаст даже не дядю — предаст Генри. Не сможет остановить дядю. Даже просто сделать шаг в сторону не сможет.
Ему остаётся только быть хорошим солдатом, выполнить свою часть и надеяться, что оставленная на теле трубка поможет — утопающий хватается за соломинку.
В пути, Эду представлялись всякие ужасы. Мертвые кузены, застреленный отец, кровная месть раскручивается как смертоносный боевой цеп, каким орудовали средневековые крестьяне, восстающие против сеньоров. Как никогда, юный Босс ощущал, что в нем, в его плоти и крови, сохранились все те, кто пришли на эту землю, кто сделали её своей — амбициозный политик Чарльз Босс, его предприимчивый брат Арчибальд, предусмотрительный дедушка Фрэнк, умелый хозяйственник дядя Кристофер, храбрый дядя Рональд, осторожный отец...
Их голоса говорили и советовали разное, но все сходились в одном.
Семья превыше всего.
Клика бросила вызов Боссам — хуже того, просто не приняла их во внимание, вычеркнула из уравнения, сплюнула в сторону с лаконичным «пусть попробуют». Мало быть осторожными и расчётливыми.
Семью должны уважать.
Подумав так, Эдвард почувствовал себя мелким средневековым рыцарем, на чьи владения посягал сильный сосед.
«И у вас оружие, и у нас оружие. И у вас люди, и у нас люди. Исход войны всегда непредсказуем»
Почему-то эта вычитанная где-то фраза странным образом вселила в сердце Босса прямо противоположное тому, на что рассчитывал её автор. Тот пытался сказать «никто и никогда не может быть уверен в победе» — но значит не может быть уверен и в поражении. Значит, всегда есть шанс...
А ещё эти ублюдки убили Генри.