Раз уж мы говорим откровенно, mia cara, считай это некой ответной исповедью. Наверное, я могу согласиться с теми, кто считает, что самое главное – счастье для себя и всех остальных. Даже не буду спорить с теми, кто вершиной всего видит власть – каждый выбирает по себе. Я девочка более приземленная, и поэтому мне, сейчас, по крайней мере, важна не цель – я ее определю потом – а инструмент для ее достижения. Верно! Этот инструмент – деньги.
Один умный корсиканец говорил, что для ведения войны ему нужно три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги. Он наверняка взял это с одной старой поговорки: «Chi non ha soldi, chi non ha soldati». Кто я такая, чтобы спорить с великими, ха-ха! В конце концов, это все пригодно и для нашего с тобой обыденного уровня. Будут деньги – будет комфорт и удобство, и заботы о хлебе насущном не будут отнимать все время, которое можно будет посвятить любой цели, которой пожелаешь. Или исполнению желаний, почему бы и нет?
К тому же я пьемонтка. Что? Итальянка? Porca vacca, что ты несешь? Ставить меня в один ряд с ленивыми неаполитанцами и бездельниками римлянами? Dio salvi, да ни в жизни! И плевать, что из меня пьемонтка, как из моего отца – граф д’Арбуццо: ты помнишь, я рассказывала. Раз уж эта легенда легла в основу моей семьи, она и является для меня истиной. И я буду громко и яростно защищать соотечественников папы вперед других итальянцев в любом случае!
Так вот, к чему это я? Для любого пьемонтца – ладно, как минимум для меня – важны две вещи: семья и земля. И вот ради них-то и нужны деньги. Я же своими глазами наблюдала, как хиреет родная Villa d'Arbuzzo, как все реже улыбается мама и все больше отстраняется от попыток что-то исправить папа. Будь я француженкой или испанкой, как большинство этих напыщенных batona, с кем мне довелось общаться, я бы сидела, сложа руки, вышивала бисером и ждала бы, что предпримут мужчины для моего спасения. Mille cazzi nel tuo culo! В моих венах текут итальянская горячность и ирландское упрямство – разве могла я остаться в стороне?
Я быстро поняла, что самостоятельно вести дела не смогу: кто позволит контролировать такое ответственное занятие, как выращивание хлопка, женщине? Даже если семья согласится – соседи засмеют и ославят на всю Луизитану! А значит, надо действовать опосредованно, через мужчин. И раз мои братцы не были готовы предпринять хоть что-нибудь ради спасения родной фермы, надо было найти того, за чей счет ее можно спасти.
А чем женщина может купить мужчину? Ну уж явно не умом и ответственностью! Главный товар женщины, которая хочет решать что-то сама – это ее внешность и то, как она себя преподносит. Женщина должна быть как сладкое наливное яблочко, так и манящее, чтобы его укусили. Но при этом она должна висеть на са-амой высокой ветке, чтобы казаться недостижимой для прочих, и упасть в руки только к избраннику, причем сделать это так, чтобы он считал, что все это – исключительного его заслуга!
Так, определившись со своим основным товаром, я стала наблюдать за соседскими девочками: как они себя ведут, как прихорашиваются, как двигаются. В отличие от них, я была дочерью двух самых красивых народов, и то, чего они достигали путем долгих ухищрений, я получила с молоком матери. Это был знак Господень – я на верном пути. А значит, оставалось только продолжать по нему следовать. Поверь, это было нелегко: добиться согласия от их родителей на посиделки у нас в саду и, сидя под вишневым деревом и подливая им чай, слушать щебетание этих куриц, вылавливая из их трескотни то, что мне нужно.
Правда, была одна проблемка. Папаша, конечно, неплохо так опростоволосился, выбрав нашей новой родиной Новый Орлеан – здесь всяких потомков титулованных stronzo было как грязи. Явись он куда-нибудь севернее, там итальянский граф был бы сущей диковинкой, тут же часто заикаться о подобным было опасно, скажем так. Но все равно: то, что отец не отказался от этой легенды, было на руку моим грандиозным планам!
Знаешь, какое главное оружие женщины? Слухи и сплетни! Зачем на каждом углу вопить о том, что я, ха-ха, почти графиня? Надо сначала вычитать, выспросить украдкой что-то, что будет подтверждением правдивости моей истории, а потом аккуратненько так, мимоходом упомянуть нужное разговоре с подружками-болтушками, притом не заостряя внимания. Я даже то, что мы из д’Арбуццо стали Дарби, решила обернуть нам на пользу. Ведь чаще всего рассказывают секреты – а значит, стоило шепнуть манящую тайну о том, что враги моего отца не забыли, и выслеживают его в Америке, и он был вынужден ради безопасности семьи отказаться от «гордого имени славных предков», чтобы слухи рано или поздно распространились так широко, что стали правдой!
Я бы, наверное, готовилась к выбору правильного и обеспеченного мужа долго, но жизнь распорядилась иначе. Марк ушел без оглядки в вольную жизнь, и за старшую внезапно осталась я: папа к тому времени полностью отошел от дел. К тому же эти bastardo с севера начали войну – и даже те остатки уюта, которые были у нас, растворились, как сахар в горячем кофе. Так что, mia luce, пришлось мне умерить аппетиты и наступить на горло собственным амбициям, подарив себя, молодую и красивую, торговцу, который скупал у нас хлопок.
Знаешь, ничего плохого о муже сказать не могу: все-таки он спас нас от разорения. Но он такой ску-учный! Никакой искры, никакого желания разбить скорлупу того яйца, в которое он сам себя засадил, и вырваться на свободу! Oh mio Dio! Сейчас война и столько возможностей подняться, а он даже не пытается! Это так уныло – вести быт примерной домохозяйки, когда у мужчин, стоит им захотеть, каждый день жизни будет бить ключом, будоража кровь!
Честно говоря, я даже завидую Марку – он хотя бы имеет возможность жить, не оглядываясь на кого-то еще и не соизмеряя свои поступки с чужим мнением. Он, конечно, тоже еще тот cazzo, что не присылает семье ни цента, но, возможно, у него просто полоса невезения. В любом случае, если он вернется домой, с деньгами или нищий, как церковная мышь, я встречу его с распростертыми объятиями – он мой брат, и точка.