Едва заметная легкость в ногах, пляшущие пылинки в воздухе и ощущение, будто вопреки нескольким переборкам и толстенной броне, слышишь приглушенный гул космопорта. Бенита по своему любила такие моменты. На контрасте с постоянным искусственным тяготением дропшипа, его всегда одинаково отфильтрованным воздухом, с нотками озона и алюминия, с постоянной температурой и влажностью – слегка неправильные параметры среды в каждом новом мире (да что там, в каждой новой части каждого мира!) будоражили органы чувств. Отклонения слишком маленькие чтобы вызвать дискомфорт, но вполне достаточные для неясного чувства тревоги и легкого возбуждения, создающих иллюзию обострившихся чувств. Скоро корабль поднимется прочь из гравитационного колодца, встряхнется от полудремы и запустит собственные системы жизнеобеспечения. И снова днями, неделями, месяцами Бенита будет ощущать постоянную гравитацию, дышать всегда одинаковым воздухом с запахом озона и легким привкусом алюминия.
Из медитативной задумчивости Бениту вывел замолчавший коммуникатор. Что-то в нем было не так. Бенита вопросительно подняла брови над очками и только потом поняла – Эшли не смеялся. Никто не смеялся. Она еще в самом начале воспроизведения как-то для себя решила, что Эшли просто решил таким грубым солдатским способом слегка разрядить обстановку перед совещанием – посмеяться всем вместе над глупым пьяницей.
— Ты же не серьезно? — Спросила Бенита и поняла – вполне. Может быть, Эшли сам даже не очень хотел гнаться за такой куцей наводкой, но как минимум, полагал историю достаточно важной, чтобы записать ее и воспроизвести при всех. Бените стало неловко. Обидеть Эшли она не хотела, потому поспешила оправдаться:
— Я имею в виду, — Бенита обхватила правой рукой локоть левой, — Это ведь могут оказаться просто выдумки. А у нас не достаточно резервов, чтобы покрыть расходы в случае провала. С другой стороны, на Анталлосе верный контракт, может быть даже транзит оплатят. Опять же, мы не плохо оборудованы для разведки...