Фрэй молча кивнул бедину и, уперев "Фурию" в песок, огляделся по сторонам: Экерай поднялся на ноги и, судя по тому что смог он это сделать без посторонней помощи, худшее позади; все четверо караванщиков на ногах, единственно что привлекло взгляд жреца - полуорчиха теперь щеголяла гораздо более меньшим количеством одежды, чем обычно. Слизней нигде не было видно, за исключением одного на плече Зиры. "Владыка милостивый", - покачал головой Стигсон, понимая, что эти лавандовые глаза скрывают множество секретов. По крайней мере, припоминая сражение, здоровяк мог с уверенностью сказать: "Зира не из тех женщин, что нуждается в мужчине-защитнике". Впрочем, как и Грибочек.
Северянин опустил взгляд, подслеповато щурясь в полутьме, на собственный выпирающий вперед живот: место, куда дважды смог угодить своей секирой орк, обозначилось неровным пятном крови на белом льне табарда. Мышцы невольно свело от фантомной боли, но Фрэй смог быстро взять это под контроль. В конце концов, не самая страшная рана в его жизни...
Стигсон вернулся к костру, чтобы убрать свой меч обратно в ножны и, налегке, вернуться к месту сражения. Нужно было оттащить тела поверженных орков подальше от лагеря, пока Ади разведывает обстановку.
Укладывая тела в один ряд в тридцати футах от места сражения, жрец проматывал события битвы в своей голове. Как вышло так, что молитва сына Стига не достигла Темпуса? Неужели Владыке было неинтересно противостояние с Одноглазым, в то время как последний явно следил за сражением? Ответом Стигсону было мерное шуршание песка, пока он тащил очередного рейдера за ноги. Если подумать о нападении этих ублюдков, то чести в такой тактике было немного: особого перевеса перед нападающими у каравана не было, да и если орки потрудились последить за путниками, то явно не брали женщин в расчет как сильных соперников. Это Фрэй знал за серокожей братией ещё со временем невервинтерской кампании: женщины этих дикарей зачастую мало чем отличались от мужчин, такие же сильные и свирепые, если могли дорваться до клинка.
Стигсон остановился напротив так и не упавшего окончательно на землю вожака орков, чьи руки всё ещё сжимали секиру. Несмотря на ночную прохладу, северянин покрылся потом. Утерев лоб, жрец Темпуса подумал, что Владыка Битв не ответил на призыв своего последователя потому, что сын Стига в решающий момент положился на силу молитвы, а не на свои собственные способности. Как это делал этот серокожий воин. Фрэй опустился на уровень осевшей поджаренной туши вождя. Обоняние уже привыкло к запаху паленого тела, но последователь Темпуса всё равно ощутил как к горлу подкатывает ком дурноты.
Высвободить оружие из мертвой хватки орка оказалось проблематично. Это заняло несколько минут, пока с характерным хрустом пальцы трупа не сдались. Это был достойный, сильный противник, чтобы память о нем осталась в одном из храмов Битвы. Оставив оружие на песке, Фрэй потащил последнего павшего воина к остальным.
– Владыка Битв, к тебе обращаю свои слова, – начал негромко Стигсон, когда все орки были перенесены и уложены в один ряд на песке великой пустыни. Пальцы северянин сомкнулись на священном символе Патрона. – Да направит молитва умерших в Чертоги Покоя, ибо в сражении отдали они всего себя без остатка и сражение поглотило их души. Мы умираем как и рождаемся - в битве...