Кровавая, непрекращающаяся агония, что длилась целую вечность. Вечность, в которой весь мир сжимался до крошечной точки на острие ножа, что непрерывно терзал его плоть. Расчленял его. Выворачивал наизнанку. Крошил. Нарезал. Выжимал из него все соки, раз за разом без устали затапливая его сознание болью. Страхом. Болью. Ожиданием. Болью. Неизбежностью. Болью. Болью. Болью. Агония длилась столько, что кроме нее не осталось ничего иного. Никогда не было ничего иного. Боль. Он помнил только боль. Она была всегда. Когда-то он делился ею с другими. Когда-то он и представить не мог, что кто-либо может вынести столько боли. Но очень старался найти предел. Как выяснилось, предела нет. Есть только боль. Океаны пульсирующей, острой, жгучей, невыносимой, непереносимой боли, которую нельзя вытерпеть, нельзя пережить. Нельзя прекратить. В ней нельзя раствориться, но она заполнит тебя до предела. И сверх того.
Вакханалия истерзанной плоти прервалась, но жалкий миг тьмы в которой словно эхо всё ещё носились отголоски пыток тут же сменилась кровавыми небесами и пронзительно острым, раскалённым уколом в его... Душу? Очередной миг агонии, дивной, еще не испробованной грани вечных мук, выгнул дугой его конвульсивно извивающееся тело. Тело, о котором он едва не позабыл, что целую вечность казалось ему только пропитанным болью мясным ошмётком, кровоточащим продолжением клинка, что терзал его плоть. Тело, что только что спазмирующим куском плоти выпало на холодный кафельный пол. Чей-то гнев, что вывернул саму реальность, разыскал его в бездонных глубинах боли, только что бы выжечь в его сознании своё послание и швырнуть обратно в холодный, тёмный мир вне капсулы.
. . . . .
Сознание вернулось не сразу. Бессмысленно распахнутые глаза, залитые его же кровью вперемешку со сладким гноем бесцельно таращились в потолок. Тело привычно сигнализировало о боли, о заживающей промежности, о подвернутой и придавленной его весом руке, о острых осколках, на которых он лежал, но уже даже не пыталось хоть что-то с этим сделать, давно выучив полнейшую бесперспективность любых попыток уклониться от истязаний и боли. Но вот в голове что-то щёлкнуло. Агония в этот раз задерживалась, а одних только растёртых в кашу яиц, как выяснилось, было недостаточно, что бы полностью подавить непривычно пустое сознание.
"Кто я?" — Толчком возник вопрос, возвращая его в мир живых и заставляя хоть немного задуматься. Боль.
— Я - Боль. — Чуть слышно выдавил он через несколько секунд, чувствуя, как во рту перекатываются осколки зубов, и от этого слова по всему телу пробежала волна жуткой стужи в ожидании того, что нескончаемая агония вот-вот вернётся. Боль. Это слово намертво впечаталось в его душу, став её неотъемлемой частью и никаких иных имён у него теперь и быть не могло. Непривычным усилием он поднял перед лицом руку и перевел мертвый, немигающий взгляд на тыльную сторону ладони. Мокрые, окровавленные струпья кожи, на лоскутах которой отвратительным слоями свисали десятки выдранных с мясом ногтей.
— Я - БОЛЬ! — Повторил он, выхаркивая гной, зубы и какие-то куски плоти. Приподнявшись, мужчина невольно перевел взгляд на скалящуюся осколками капсулу, на которой виднелись подсохшие ручейки его крови, и замер в немом ужасе, затопленный воспоминаниями о нескончаемых пытках и собственной беспомощности. На краю сознания вертелось что-то связанное с этой капсулой. Что-то страшное, что-то, что сумело его испугать даже после всех этих дней? Месяцев? Лет? Столетий агонии.
— Я - Боль! — Повторил он снова, ощерившись словно безумец, на этот раз не столько именуя себя, сколько присваивая боль себе. Воруя её. Поясняя камере, что теперь она бессильна. Что правила изменились. Что теперь он снова может делиться болью. И начнёт он с неё.
Не обращая внимания на собственную наготу, на жалкое, тянущее раздражение в неспешно заживающих яйцах и на всё прочее, Боль с трудом поднялся на ноги, кое-как, неумело управляя ставшим каким-то непривычным и чужим телом. Опёрся на камеру, чувствуя как осколки впиваются в пальцы и продолжая скалиться полез рукой внутрь, желая выдрать у бездушной камеры пыток её сердце. Её клинок. Теперь его очередь.