Чем дольше говорила Андреа, тем сильнее в нём поднималось чувство печального разочарования. Она действительно показалась ему довольно разумной и заслуживающей уважение поначалу, но теперь... Особенно нелепым было то, что девушка раз за разом повторяла обвинения в трусости. Возможно, если бы он был юным, пылким юнцом, лет эдак шестнадцати, эти слова и вызвали бы в нём жажду доказать обратное, но Гидеон уже много десятков лет не был юнцом, а потому слова Андреа вызывали у него лишь отвращение к методам, которые использовала девушка для своих попыток убеждения.
- Если бы кто-то был в опасности - мы бы уже услышали и не раз, - мрачно заметил он. - Люди не умирают тихо, уж поверьте моему богатому опыту. Они кричат, сопротивляются изо всех сил и создают невероятное количество шума. Дети говорили, что няня, возможно, уже ушла, и я склонен им доверять, поскольку окружающая тишина говорит об этом. Я так же не слышу никаких звуков битвы, а скрыть их - очень сложно. Если кто-то в этом доме и попал в беду, то это, несомненно, мы. Я обещал попытаться, и я попытался - моя честь никак не замарана. Нам дали неверную информацию, и я возвращаюсь, чтобы её уточнить. Если вы боитесь, что на третьем этаже может что-то случиться, то можете подождать нас здесь, вряд ли мы уйдём слишком уж надолго.
Отвернувшись и печально покачивая головой, Гидеон направился по лестнице вниз.