Таль не мог припомнить, чтоб он в жизни так пугался — аж до дрожи в ногах, до бьющегося в самой глотке сердца. Даже совсем в детстве, когда он ещё не знал, что бояться ни в коем случае нельзя, особенно ему.
Он сам толком не мог понять, отчего его так накрыло, и это тоже было страшно. Вдруг его только что убило насовсем, а он, дурень, просто пока не сообразил?
Потом пришла третья волна ужаса: должно быть, летающая голова сглазила его, прокляла, и он, Таль, теперь трус. До самой смерти, или пока его не поцелует какая-нибудь красавица, ещё неизвестно, чего дольше ждать (и что страшнее).
Тифлинг осторожно огляделся. Ему казалось, все видели, как он со страху чуть под камень не забился, и теперь смотрят на него с жалостью и снисхождением. Мол, чего от тебя ждать, хвостатый. А особенно Вильда. И Татьярра. И Сарит. Но этран смотрела на свою не очень красивую, но функциональную многоножку, дроу — вслед голове, а Вильда — на пострадавшую руку.
Таль, довольный, что можно побеспокоиться о ком-то ещё, сунул ей свою фляжку.
— На, приложи холодненького...