Вильда не знала, почему от слов Таля ей стало горько, а когда он сказал, что уйдет с дикой ведьмой, сердце сжалось и пещера показалась намного темнее и холоднее, чем за миг до того.
— Ага… — рассеянно пробормотала она. — Вернуться, значит? К своей птице? Да, конечно, я понимаю.
Девушка машинально стиснула в кулачке священную монету. Что бы она могла дать такого значительного, чтобы ее скромный дар не растворило время? Нужно срочно становиться героиней! Вильда взглянула на друга и поразилась его печальному виду.
— Не понимаю… Да разве ж ты не затем отправился в путь, чтобы про тебя говорили: "Я отец того самого Таля, который собрал птицу, он даже мою шестеренку туда поставил!" Тебе ведь не нужно непременно быть чьим-то сыном, учеником, братом. Это остальные пусть гордятся, что знали тебя, — и добавила еле слышно: — Я горжусь…
Она внезапно засуетилась, принялась собирать куски шляпки со спорами.
— Холодно-то как! Пойдем разведем костер! И еду надо в лагерь отнести. Вот, я тут погрузила в тележку кой-чего, вы возвращайтесь, я пойду проведаю Сарита. Может, он и правда больной.
Не дожидаясь ответа, Вильда бросилась прочь — нарушать столь хрупкое и недолговечное уединение дроу. Она вылетела на бывшего разведчика вся присыпанная грибной трухой, с влажно блестящими глазами и мечом наголо. Прежде чем эльф успел что-то сказать, она выпалила:
— Знаете, господин, дом — это где тебе покойно и хорошо. И мы можем выбирать. Сами. Где и с кем… хранить свои шестеренки, — что-то, кажется, прочтя на лице дроу, она убрала меч в ножны и продолжила уже спокойнее: — В общем, я хотела сказать, что Тимора тебя уже любит. И в храме всегда всем рады. Там можно жить, брать заказы на всякие убийства крыс и сопровождение караванов. Даже разговаривать с кем-то необязательно. Ты весь такой хмурый и загадочный, все сразу решат, что ты опытный авантюрист. И лекари у нас хорошие, если тебе, ну, если нужно. Тебя можно вылечить?