— Makul seçim*, — в ответ на новость о повесившейся няне южанка вновь пожала плечами. Похоже, она восприняла случившееся спокойно, тем не менее не удержавшись от комментария. Однако, что бы ни значили её слова, калишитка благоразумно не стала произносить их на всеобщем в присутствии кастеляна, это было очевидно.
Законы Калимшана неизмеримо строже. Слугу, намеренно или своим бездействием подвергшего жизнь высокородного калишита, особенно ребёнка визиря или паши, опасности в любом случае ждала бы страшная смерть. Или нечто похуже. Могущественные волшебники Калимпорта или Мемнона, жестокие и высокомерные потомки гениев, кем они себя считали, могли бы сотворить с виновным что угодно, превратив остаток отпущенных ему дней в бесконечную, невыразимую боль — в назидание остальным. Уйти из жизни добровольно, одновременно как будто вложив в этот поступок всё своё сожаление, — это даже не трусость. Прагматизм.
Тут же получалось, что в пропаже и возможной смерти Фили никто так не винил старую няню, как она сама. Странно это, думалось караванщице, пришедшей из-за Звёздного Шпиля, странное ощущение, словно чем дальше на север, тем сплочённей народ, тем больше у них уважения к жизни. И к чужой, и вообще. Так ли это на самом деле, ей лишь предстояло узнать.
Пока их группа собиралась, обмениваясь мнениями и советами, Бани отошла в сторону следом за кастеляном.
— Егеря с собаками, которые искали мальчика с утра, — она поравнялась с престарелым помощником лорда Вудбранда, на ходу заворачиваясь в плащ поудобнее. — Я могу с ними встретиться? Мне было бы полезно взглянуть на собак. И на вещь, которой владел ребёнок. Или можете дать мне новую.