Уже когда в него летели малодецки посвистывая болты, Риенс понял, что представление не удалось. Больше следуя инстинкту, нежели чему-то ещё, старый солдат метнулся в сторону, в тщетной попытке увернуться от снарядов. Первый болт проскользнул мимо, и пожилой чароплёт уже успел обрадоваться. "Помнют ыщё ножхи как от стрел текать!" подумал он. А потом, старый сустав натяжно заскрипел, словно ось плохо смазанного колеса, и нога, очевидно возгардившаяся от похвалы, замерла, отказываясь подчинятся хозяйской воле. Не успел кислевит от души выругаться, как новая стрела угадила ему точнёхонько в шею, чуть повыше грудной клетки. Ветеран замер, бессмысленно уставившись в пространство, и стоял словно снежная скульптура, пока второй и третий снаряды не завершили дело, опрокидывая старика наспину. Румянец схлынул со щёк еретика, вытекая тонкими струйками из мест попадания стрел, окрашивая белую рубаху в сочный алый оттенок. Хитрый огонёк погас в глазах старого культиста, а рот отворился, безвольно повиснув, как будто раненный колдун хотел сказать что-то во всеуслышание. Рассказать одну из многих своих баек, пошутить или дать непрошенный совет. Но пробитое горло не издало ни хороша, а бессильно повисшый на краю челюсти язык не повернулся. Может раскосые, покрытые тонкими белыми волосками уши перебежчика ещё успели услышать, как с диким рёвом падает, сражаясь до последнего Крагг, как шелестит на бегу Лоавеева одежда, как звонит последний свой звон падая оземь Карлов колокол и как ему вторят загадочные алхимические склянки, как поспешает прочь царская охрана, стуком солдатских сапогов отдаваясь в затухающем рассудке горько-сладкими воспоминаниями о товарищах, с которыми ему теперь едва ли позволят воссоединиться. Последней мыслью Риенса Рогеллека - ветерана-отступника, богохульного колдуна и одинокого старого солдата стало простое, до смешного обыденное "я жеж камин у хате не затушил..."
• • •
Звенел колокол. Вокруг метались и кричали по цепочке передавая ведро за ведром люди. Словно на зло честному народу Кислева, именно в эту ночь ветер разошёлся не на шутку, разнося пожар, начавшийся с одинокой старой лачужки на отшибе по всей улице. Яркие огни плесали, отражаясь в бездонных синих океанах Милсдаревых очей сверкающими кляксами янтаря. В общей суматохе одинокого рыжего котяру, сидящего и пялащегося на пожар никто не замечал. Не замечал люд и то, что именно ел то и дело наклоняя морду хвостатый наблюдатель. Не отрывая взгляда от зрелищного разрушения, зверь откусил от щетинистой щеки ещё клок, задумчиво пережёвывая жесткое мясо. Задание Азавара провалено, в этом никаких сомнений. Призвавший, как и его товарищи, мертвы или сбежали. Печально, да, однако личному ему это многих проблем не доставит - контракт писало отнюдь не глупое существо, вроде человека что его подписывал. Да, мясо не лучшее и ритуал откровенно говоря не практичный, однако за возможность остаться в материуме можно и потерпеть. Сглотнув и поведя хвостом, зверь принялся за нос, про себя проклиная кислевитскую привычку не стричь волосы в ноздрях. Скоро он доберётся сквозь эту малоприятную шкуру к мякотке, и как только мозг будет усвоен, условия контракт будут выполнены, и изгнать его смогут в лучшем случае охотники на ведьм, да и те ещё поймать должны будут. Упиваясь предвкушением веселья в мире смертных без оков договора и глупых человеческих хотелок, Милсдарь продолжил свою трапезу, лениво поглядывая на горящую хибару, в которой одна за другой обращались в пепел чародейские книги, травы, наградные ленты и столь бережно хранимые немногочисленные портреты и письма от близких Риенса Рогеллека.