"Убей!" Ноги не слушались колдуна. Кровь стучала в висках кузнечным молотом, заглушая все прочие звуки. Древняя магия брала свою жестокую дань, истощая тело и разум осмелившегося взывать к ней. "Убей!" Новое усилие, новый болезненный вздох и тяжелые створки век удалось разжать, открыв помутившемуся взгляду поле боя. Дрожа, прилагая все усилия чтобы не позволить усталому телу упасть в шёлковые силки обморока, Фарананг поднялся с колен, опираясь на посох словно старец на клюку. "Убей!" Скуля, рыча будто загнанное животное, колдун отнял от древка одну ладонь, направляя трепещущие пальцы в сторону маленького, чёрного уголька ведьминой мантии, тлеющего на самой границе видимости. Болтокрут должен был умереть. Даже если бы пришлось сломать себя пополам, если бы это было последнее, что он мог бы сделать, Фарананг не оставил бы ненавистного демагога в живых. Зеленоусый гном был намного более, чем главой восстания и опасным чернокнижником. В маленьких, злых глазках Фарананг видел отражение всего, что делало его ремесло презренным, ненавидимым, запретным. От перидотового яда демонической крови, игравшего на языках разрушительных чар, слизывавших с лица мироздания душу за душой; до полного безразличия к людским жизням, бросаемым в топку личной цели без малейшего промедления и жалости, Болтокрут был живым эйдолоном всего, что Фарананг презирал в подобных себе. Всего, чем боялся стать. Он должен, должен, должен был умереть! Но древняя магия обошлась лордеронскому чародею дорого. Губы его отказывались называть имена колдовских формул, пальцы одеревенели и не могли более чертить символы, дыхание металось в груди, бесполезным хрипом вырываясь из уст. Фарананг задыхался своей яростью, задыхался ненавистью и жаждой крови, не способный удовлетворить их жестокого аппетита. Цель была так близко — протяни руку и хватай! — но он не мог шевельнуть и перстом, зависнув на грани триумфа немой, агонизирующей статуей. Затем, был свет. Золотой, небесный свет, принесённый на крыльях прерывистой, дрожащей, совсем не мелодичной молитвы — первого, что Фарананг по настоящему услышал за всё сражение. После света, была стрела. Это не была магическая стрела, сотканная из воли, не была стрела священного небесного пламени и даже посеребрённая, благословлённая на бой стрела то не была. Простая, обыкновенная стрела. Простой стальной наконечник на простом дубовом древке с простым гусиным оперением. Она просвистела в воздухе и пронзила Болтокрута, не задерживаясь на лишний фарс. За первой стрелой последовала вторая, также угодившая прямо в цель. Абсолютно такая же, простая и бесхитростная. И вот так, без фанфар и почестей, без прощальных тирад, Болтокрут умер. Умер как любой смертный. Как умирают безродный ополченец и безликий солдат. Умер.
И как разрубленный узел обнажает своё сложное плетение, мир вдруг окрасился для Фарананга тысячей деталей. Боевые кличи, вой гноллов, звон оружия, смрад крови и пота, гарь, всё проступило явственно и очевидно. Круг разомкнулся, груз вдруг перестал быть неподъёмным. Боль и усталость уступили место рвению, самобичевание стало надеждой. В нём нуждались. Его силы могли спасти жизни, ещё ничто не было потеряно.
– Колдун мёртв! Победа наша! Колдун мёртв! – Сбросив все прежние страдания, Фаран взметнул полный восторга и рвения зов, делясь своей новообретенной надеждой. Резко повернувшись влево, заклинатель метнул два снаряда в толпу, погнавшуюся за Грейс, чертя привычные символы строгими, отточенными движениями. Обернувшись вновь, лордеронец сосредоточил воспылавшее новыми силами сознание на точке посреди сражения, призвав огненные чары на ряды наступавших. Разумеется, его магия и близко не могла сравниться в разрушительной силе с рунами посоха, но в высоте духа, с которой пальцы чертили её соматическую формулу и губы пели её инкантацию — дала бы и стократную фору. Бой пора было завершать.