В темницу Фар спускался старательно поддерживая самое стоическое выражение лица, на какое был способен. Сырой камень, полумрак и вонь давили на него пуще тьмы кобольдских пещер. Где-то на границе мыслей неумолимо скреблась тошнотворная мысль, что однажды — не сейчас, но когда-нибудь — его тоже введут под стражей в такую вот сырую камеру, чтобы не выпустить никогда. К нему тоже применят пыточные инструменты, его тоже заклеймят и осудят как пособника демонов. Прямо как этих троих. Возможно он увидит свет ещё один раз — когда его поведут на эшафот, но и то вряд ли. Чернокнижники слишком опасны, чтобы устраивать публичную казнь. Скорее всего он сгниёт во тьме и холоде и отправится туда, где ему самое место — в круговерть, к чудовищам вроде него. Ему повезёт если инквизиторы Святого Света не вытянут из него имена учителя, брата, или — от этой мысли Фар вздрогнул особенно резко — товарищей. Сглотнув и попытавшись выровнять дыхание, колдун перехватил посох в обе руки и обратил серые глаза на свалку, в которую погружалась камера. Он уже набрал воздух в лёгкие чтобы выдвинуть дерущимся нравоучительную тираду, когда голос монашки оторвал его от этого занятия и заставил перевести взгляд на излучавшего фоновую аркану безумца Грина. С секунду, колдун молча вглядывался в пустые зрачки рядового. Он отнял одну ладонь от посоха и принял предложенную руку жрицы, нежно но решительно сжав её.
– Не бойтесь, сестра. – Промолвил он наконец. – Нам не придётся ждать месяц. – По кривому лезвию пробежали огни, отразившиеся в серых глазах колдуна. Камни в навершиях посоха засияли чуть ярче, а мышцы под опалённой красной мантией напряглись. Фаран сосредотачивался, визуализируя проклятие и подбирая мнемоническую формулу, способную его разрушить.
– Может ваших сил и не хватает… – Ядовито-зелёные нити, оплетавшие эфирную сущность Грина проступили в сознании чернокнижника. Он поднял руку с косой и сильнее сжал другую, всё ещё державшую ладонь Ройстон.
– Может не хватит и моих тоже… – Дыхание чародея стало ровным и глубоким. Его мысли тщательно затачивались когнитивной техникой, вплетаясь в сплав психо-арканной формы. Он диктовал ветрам магии эдикт, призванный подцепить чужое заклятие чем-то вроде метафорического лезвия формул и контр-заговоров и распороть враждебное плетение.
– Но вместе — я уверен... – На лбу колдуна проступила испарина. Аркана текла сквозь него, она жгла и резала сознание плотным напором тринадцетизначных формул и запутанных сочетаний аккультных смыслов, но он продолжал осторожно подводить психический кинжал всё ближе к месту переплетения проклятья.
– Мы сможем! Аб усура люминус дивинитатис, оссидэре аркана, эст! – Стоило мысленному клинку встать на позицию, колдун вложил всю силу — свою и данную ему Адель — в резкое, вырывающее движение. Зубы заскрипели в унисон беззвучному скрежету сопротивляющихся чар. Частичка за частичкой, гексограмма за гексограммой, заклинание всё больше напрягалось и деформировалось, поддаваясь микротрещинам. Ещё немного, ещё сотая доля миллиметра и нечистивая формула порвётся. Ещё один рывок и…
Фарананг отпрянул назад, словно по инерции. Посох-коса ударил об пол одновременно с коленом, на которое повалился его владелец. Жадно глотая воздух ртом и пытаясь сморгнуть цветные вспышки, заполонившие зрение, колдун скривил губы в гротескной улыбке, больше походившей на гримасу боли. В ушах шумело, к горлу подкатила тошнота, в мыслях путались и метались осколки обеих арканных формул — его собственной и поверженной враждебной. Заклинание безумия было сильно. Это можно было описать как что-то вроде искусно сплетённой стальной лески или закрученной паутины из переплетения злобы и чистой энергии. От осознания, что он сумел разорвать такой прочный узел в вены хлынули эндорфин и адреналин. Продолжая крепко сжимать ладонь Адель, чернокнижник с усилием поднялся на ноги, опираясь на косу и от шеи до стоп содрогаясь мелкой дрожью. Он сумел! Он поборол! Он превзошёл такую силу! Он… Он… Он снова припал на колено, изо всех сил сдерживая рвотный позыв.