После поцелуя Ясены Алира густо покраснела, и, наблюдая расширившимися глазами за тем, как бардесса подбадривает следопытку, прошептала на грани слышимости:
- Это был мой первый поцелуй. С девушкой...
Ей отчаянно не хотелось развивать эту мысль: слишком велика была вероятность, что первый поцелуй станет и последним. Не медля, подготовившаяся к любой неожиданности группа двинулась по открывшемуся в хищных зарослях коридору, опасливо поглядывая на внешне успокоившиеся шипастые ветки.
Путь их, как определила Эйпадия, проходил по широкой дуге, так что увидеть и оценить обстановку впереди не представлялось возможным - оставалось лишь идти вперед, надеясь, что изогнутая тропа все-таки выведет группу к нужной цели. А может, не выведет? Может, нет там никакого ликантропа, никакого поработителя разума? Может, на той стороне волшебный портал, что выведет девушек обратно к Куполу? Напрасные надежды - еще через несколько футов пути тишину леса, в котором уже затихли волчьи завывания, разрезал омерзительный ломающийся дискант:
- ПЁЗДОЧКИИИ! О, ДАЙТЕ МНЕ ВАШИ ПЁЗДОЧКИ!
Этот вопль не походил на типичный низкий мужичий голос, напоминающий звериное рычание, но и от человеческого, в смысле - женского, он по тембру отличался очень сильно. Только Клио безошибочно узнала того самого мастурбирующего в замковом нужнике подростка. Да, это точно был сошедший с ума барон Ойль. До роковой встречи оставались считанные шаги, и, сжав до побелевших костяшек оружие в руках, готовые ко всему, охотницы вновь двинулись вперед. Однако то, что они увидели, выйдя, наконец, из тесного прохода на широкую поляну, превзошло все ожидания.
Эта площадка была буквально усеяна обглоданными костями крупных и мелких животных. Ощутимый запах гниения свидетельствовал о том, что питается хозяин убежища изрядно. Сам же пресловутый вервольф...
Трехъярдовый гибрид волка и человека сидел обнаженный, словно на троне, на пеньке в сотне футов от пришедших по его душу девушек, раскинув в разные стороны длинные шерстистые ноги, а из промежности его торчало нечто жуткое - раздувшийся отросток темно-фиолетового цвета, который чудовище яростно теребило передней лапой, вызывая у Ясены отчего-то ассоциации с процессом полирования клинка. Живущая в деревне Клио имела отдаленное представление о мужской анатомии и понимала, что этот самый отросток - просто наполненный кровью кожаный мешок, однако, судя по цвету штуки - кровь в ней определенно сильно застоялась. Выглядело чудовище в целом очень нездорово, это понимала даже далекая от медицины бардесса: шерсть во многих местах, где ей определенно полагалось быть, вылезла, обнажая покрытую струпьями кожу, даже зубы в пасти больше не сверкали белизной - непонятно вообще, много ли их там осталось. На девушек ликантроп не обратил совершенно никакого внимания, полностью поглощенный своим отростком:
- О, дайте мне посмотреть на ваши бритые пёздочки! Потритесь ими, а потом насикайте мне в ротик своей малафейкой! Как я хочу лизнуть ваши мокрые губки! Они у вас кисленькие или солёненькие?
Эту дичь здоровый волчара выкрикивал, задирая голову круто вверх, словно обращаясь к отсутствующей в дневном небе луне, и более всего поражало несоответствие между обликом жуткой твари и голосом детеныша мужика. Это было настощее воплощение безумия и одержимости, абсурдистское представление, пугающее куда больше, чем когтистые лапы и хищная пасть...
- Матушка Корина, во что же он превратился? - прошептала нервно сжимающая посох друидка. Оборотень не желал замечать даже ее, поглощенный безуспешной мастурбацией.