Пусть Капитолий, блеск
Бросая вкруг, стоит, и грозный
Рим покоряет парфян законам.
Внушая страх, он пусть простирает власть
До граней дальних, там, где Европы край
От Африки пролив отрезал,
Вздувшись, где Нил орошает пашни;
Сильней пусть будет к злату презреньем он,
В земле покуда скрыто (и лучше так!),
Чем жаждой все собрать святое
Хищной рукой на потребу людям.
И где бы мира грань ни стояла, пусть
Ее оружьем тронет, стремясь достичь
Краев, где солнца зной ярится,
Стран, где туманы и ливни вечно.
Но так каиритам, войнолюбивым я
Вещаю с тем, чтоб, предков не в меру чтя,
Они не смели, вверясь счастью,
Дедовской Трои восставить стены.
Коль встанет Троя, с знаменьем мрачным птиц,
Судьба вернется с гибелью горькой вновь!Снова льёт дождь.
Снова кругом одинаковый синий лес, а где-то под боком журчит небольшой ручеек.
У прикрытых широкими кронами деревьев легионеры помешивают в котелке похлебку типа «бурда обыкновенная».
Рецепт очень прост — подогреваешь воду, кидаешь туда окаменевшие куски солонины, изюм, перец и любую траву или корень, о которых Аделф сказал, что они съедобны.
После приготовления сдобрить в мисках получившуюся сладко-солёную бурду крошевом из сухарей,
помолиться и употребить внутрь.
Запить дешевым, пахнущим гипсом, вином, предварительно и его разбавив водой.
В первый раз когда потомственный куриал Марк Аврелий Контаренон попытался съесть
это, его вырвало. Пару дней он питался, долго и упорно размачивая в воде сухари и пытаясь грызть солонину. Голова кружилась, в животе словно копошились хищные черви. Наконец, потомок императоров и консулов не выдержал, и когда разливали суп попросил себе полторы порции.
Потом у него болел неестественно раздувшийся живот.
Но болел не так сильно, как от голода.
Со сходной проблемой столкнулся и Луций — но в отличие от Контаренона, магистриан ни словом, ни жестом не мог показать слабость. Он ел, ел и нахваливал работу повара, а после просил у Аделфа уголь, которым заедал обед.
С горечью, императорский агент вынужден был признать, что слишком привык к прекрасно отлаженной римской системе снабжения армии продовольствием — в Иберии ли, в Египте, в Африке, ему всегда почитали за честь накрыть наилучший стол.
И хотя Луций прекрасно владел собой, люди ощущали эхо его внутренней усталости, видели непривычно чуть сутулящуюся спину.
У кого всё было хорошо — так это у Аспурга с Тамар. Оба практически вернулись в свою юность, во времена, когда из еды только бульон из вываренной соленой конины, в который нужно обмакивать обжаренные в масле кусочки теста...
А иногда на праздник, можно было запечь в бараньей кишке или в желудке бараний же жир с чесноком, причем запекать полагалось в земле...
Как-то так получилось, что степняки и примкнувший к ним Эрвиг и оказались главными по столу — только прибегая к помощи арабок, тоже весьма неприхотливых. И продукты варвары тратили экономнее, и как-то лучше понимали что получится в итоге, ведь не будем забывать, что большая часть легионеров были призывниками, даже походы совершавшими только на территории Империи или в земли вроде богатой Армении, и в составе больших армий с огромными обозами.
Оторванные от своих пограничных крепостей, воины страдали — хотя и в несравнимо меньшей степени по сравнению со своими городскими товарищами.
И если бы все сводилось к еде!
Сон на холодной и твёрдой земле, после которого ломило все кости! Изнурительные марши, в которых пешие стирали в кровь стопы, а конные внутреннюю часть бёдер! Постоянно разбивать и собирать лагерь, стоять в караулах, устраивать переправы через реки... В массе своей люди напоминали живые трупы.
И когда на небе собирались тучи, когда лил дождь, словно преследующий вас с самого Новиодуна, Луций проклинал очередную задержку, приближающую вас к голодной смерти, а люди плакали от радости...
Ладно, поход выдался трудным — труднее даже чем ожидалось (спасибо Архипу) — но может быть он будет хотя бы недолгим?! Вы ведь уже видели всадников. Может гунны совсем рядом? Вам и нужно-то, взять несколько пленников для допроса? О том, что предстоит ещё как-то идти обратно, люди старались не думать.
Даже Марк, стараниями которого пайки удалось растянуть так, чтобы их хватило на две недели, на десятый день перехода, повинуясь какому-то всплеску безумия разбил свою писчую доску...
В тот день вам пришлось перейти на четвертичные пайки. Довольно символические, ведь бурду все ели из общих котлов — но жидкий суп стал ещё более жидким.
В теории вы собирались разнообразить рацион дичью и рыбой — но даже если получалось подстрелить птицу или зайца, то его судьба заканчивалась в том же общем котле. Что до местных, они от вас держались в отдалении — пару раз вы находили свежие кострища, но Эрвиг предупреждал, что искать славян в их лесах вредно для здоровья, опасаясь гуннов они наверняка повсюду понатыкали ловушек...
По крайней мере с водой проблем не было.
То речка, то ручей, то дождик пройдёт.
Да и воровство, казавшееся неизбежным злом, вас обошло стороной — может сказалось, что ни у кого не было «особого» положения, и начальство, и подчинённые, все ели одну и ту же дрянь, мёрзли под одними и теми же одеялами, кутались в одни и те же плащи.
Насколько мог судить Луций, за десять дней вы преодолели около полутора сотен миль — с учётом погоды и прочих обстоятельств, это следовало считать крайне быстрым продвижением, за что благодарить следовало, опять же, варваров. Эрвиг действительно хорошо знал эти места — не каждую речку, конечно, но некие общие приметы, позволяющие ему ориентироваться на местности. Аспург же (а иногда и Тамар) неизменно уезжали верхом чуть вперёд и высматривали отряду наиболее лёгкий путь.
Когда языг вдруг возвращается и предупреждает, что сама того не зная, колонна идёт к здоровенному обрыву и лучше бы сейчас повернуть, чтобы потом не возвращаться — это экономит кучу времени.
Не обошлось, впрочем, и без происшествий.
Колдун исчез на пятый день пути — на сей раз никто не погиб. Событие это прошло совершенно незамеченным. Был Метаксас — а тут нет Метаксаса. Кстати, что он вообще делал?
На восьмой день дозорные заплутали, и догнали отряд только утром десятого дня.
Одиннадцатый день пути.
У мужчин, не носивших бороды, появилась и разрослась щетина — в походе не было возможности нормально бриться.
Гектор следил, чтобы солдаты мыли руки и лицо — но в остальном когорта все сильнее напоминала сборище оборванцев с оружием, воняющих крепким потом и засохшей грязью.
Улыбаетесь снисходительно?
Напрасно.
Вы — среди них.
Вы идёте на север, идёте, точно не зная как будете возвращаться назад.
Вы сжимаете зубы, точите клинки.
Не важно где вы родились, не важно, кем себя считаете, даже кем являетесь.
Сейчас все вы — римляне.
Вы коснётесь своим оружием грани мира.
Ибо таково ваше предназначение.
Прошло ещё три дня, но край мира так и не показалось. Вы устали, как же вы устали...
В тот день была удивительно хорошая погода.
Солнце согревало ваши лица.
На деревьях вокруг появились почки.
Аспург, Эрвиг и Тамар ехали впереди, в дозоре, в сопровождении половины арабок.
Они-то первыми и заметили вдали всадников.
И хотя те были очень далеко, лишь смутные силуэты на границе зрения, интуиция подсказала всем троим — и языгу, и гревтунгу, и аланке — одно и то же слово.
Гунны...Зажмуриваетесь, ожидая, что когда откроете глаза, призрачные всадники исчезнут, как исчезали прежде — близ Ольвии, и много, много раз после.
Но они не исчезли.
Они приближаются.
И быстро.