И пришло новое испытание, страшнейшее из всех. На Ольвию обрушилось настоящее бедствие, жестокий народ, словно сошедший со страниц Откровения. Гог и Магог пришли с севера, покрыли землю, как туча саранчи и не нашлось, кто смог бы остановить их.
Однако Кальвин оставался спокоен. Конечно, ему было страшно. Конечно, ему было больно за всех тех, кто погиб по его вине, ведь именно его слово о милосердии к людям, стало решающим на том совете. Да, несомненно, гибель Ольвии была на его совести. Все эти мужчины, женщины, дети — изнасилованные, убитые, или что ещё страшнее, попавшие в плен к тем, кто, кажется, лишь имели образ человека, а внутри были волками. Вся эта кровь была на руках Марка.
И он был спокоен. В глубине души, там куда не доставали треволнения минутных эмоций, там, откуда черпает внутреннюю силу человек, жил островок мира. Люди смертны, хуже того они внезапно смертны — внезапно и жестоко. Так стоит ли переживать по поводу того, протянешь ли ты ещё один день или тело наконец не выдержит? Смерть принесет лишь успокоение.
И Марк был спокоен. Если бы он вновь оказался перед выбором — пускать ли тех несчастных за стену, его слово осталось бы неизменным, ибо закон милосердия выше цены человеческой жизни. Если кажется, что ты делал всё правильно и вот теперь бежишь, задыхаясь, пытаясь поспеть за жестоким хозяевами — это лишь значит, что Господь испытывает тебя. Золоту в горниле тоже больно, но выходит оно оттуда очищенным.
И пусть Марк кричал от боли, когда ему ломали пальцы, пусть плакал видя, как мучаются люди, с которым он сроднился за те последние спокойные шесть лет, вспоминая лица тех, кто уже ушел… он оставался спокойным. Потому, что уже умер. Теперь он точно понимал, что умер ещё тогда, принося обеты под рукой великого своего отца Василия. Он уже умер для мира, только понял это лишь сейчас.
А раз он мертв, то не так важно, что будет с ним. Он просто должен сделать всё, что только может, во имя закона любви и милости. Во имя Христа.
И он делал. Ободрял пленных как мог, делился с ними своим пайком, пытался заступаться перед охраной, или хотя бы брать наказание на себя. А главное пытался понять своих пленителей, понять, чтобы научиться самому и научить других. Они не хотели слышать о милосердии, ломали пальцы, когда им говорили о любви, и Марк перестал говорить об этом. Но не перестал искать ключи к сердцам дикарей, ибо от этого зависела жизнь его ближних и, кто знает, может быть спасение души самих гуннов.