Вай мэ, сколькими бы проклятиями изгнанница из родных песков осыпала бы свое слабое, предательски подведшее тело – если бы у нее были на это силы. Толкнув лодку в стремину и перебросив через борт ставшее свинцово-тяжелым тело в мокром платье, она практически ничком упала на днище суденышка, пересохшими побледневшими губами судорожно вдыхая свежий воздух. В голове после удара рума все звенело и плыло, и оказавшиеся внезапно слишком близко гладко струганый доски палубы качались вдвое сильнее, чем просто от волн. Уши словно залили воском: так глухо и отдалено раздавались звуки.
С искривленным лицом, бледная в оливковую прозелень, Фейруза силилась подняться: неуверенно, с трудном, словно пьяная. Досадно это было – когда дух оказался сильнее плоти. Разум еще хочет что-то предпринять, продолжать действовать, не быть бесполезным грузом – но члены слишком слабы. А мир окрест качает. Настоящая трагедия, заставляющая кусать бледные губы до крови, не чувствуя при этом соленой влаги на губах.
С усилием, словно Ахмад аль-Балх гору, она поднялась на дрожащих руках, расширившимися от боли потемневшими глазами озираясь по сторонам сквозь упавшие спутанные темные волосы. Взору царицы предстало подобное плотному сгустку тени тело, возвысившееся над лодкой. Это не был дикарь, преследовавший их: его силуэт заслонил бы собой половину горизонта. А значит, это мог быть только Архип, чужой смертью расписавшийся под их бегством. Скрюченными, как на птичьей лапе, пальцами, все еще испачканными в крови, изгнанница вцепилась в одежды своего верного сарбаза. Нет, не просто сарбаза – азадана. Может, ее усилия были и смешными, и достойны были скорее мыши, в одиночку пытающейся сдвинуть амбар, но оставить без помощи своего человека воительница не могла. Кем бы она не стала, кем бы она не родилась, память и кровь той, что стала Львицей Хиры, до сих пор бежала по ее венам. Она когда-то вела людей в бой, не боясь острых пик шах-ин-шахских саваранов, так разве сейчас она откажется предпринять хоть что-то? И дело даже не в Архипе и не в необходимости беречь любого из тех, кто был верен до конца. Не попытавшись, она просто утратит всякое уважение к себе.
И вот ее защитник присоединяется к спасенной. Но сквозь плеск волн и тяжелое дыхание человека рядом, сквозь незримый хлопок, набившийся в уши, доносятся далекие, похожие на рокот горных лавин звуки. Это люди на берегу – обманутые глупцы и слепые верные псы Альбина, почти настигшие свою добычу. Не надо быть пророчицей или маджисом, чтобы понять, что сейчас с тихим звоном тетивы сорвутся голодные хищные стрелы-гончие, жаждущие впиться своими стальными клыками в плоть беглецов.
- Тх-хр-русы. – сорвалось с губ женщины короткое презрительное ругательство, но это было скорее от беспомощности, чем действительно от негодования на преследователей. Однако, богами уже брошены кости на грязный, залитый дешевым вином стол, и как они лягут, так и будет. Это от меча и копья в бою лицом к лицу можно защититься своей силой и умением, а молниеподобные стрелы равно разят шахов и декхан, правых и виноватых. Все решится сейчас: свобода и долгая дорога или навек смеженные веки.
Одно отрадно: что бы ни случилось, она останется вольной.