Ледяной жар содрал кожу и выжег нервы. Нет плоти, нет кости, мир под водой — тьма, возвращение за первую грань. Вот это настоящая смерть! Как мало сходств с тем, что было в пещере. Ужас как огненная вспышка в ночи, выхватывающая звериные силуэты рядом. Боль как тысячи клыков, вонзающиеся в каждую жилу и вену тела. Агония с ясным исходом.
За кратким мигом беспомощности в падении — вывернутая наизнанку пустота. Без стройного ряда воспоминаний, без ощущения пространства, без времени на сожаления. Вообще без времени.
Вынырнул! Ещё не конец! Вот он берег, вон какие-то люди, надо лишь доплыть, позвать... но искромсанное ледяными иглами тело не слушается, а бурлящее течение неумолимо.
Второе погружение не такое глубокое, но более мрачное. Запоздалое осознание безысходности. Последние секунды жизни — медленное сползание в пропасть, затихающее барахтанье на границе воды и воздуха. Подведение итогов.
Там, в пещере, Светлый являл ответы, простые и понятные, как суть обмена с огнём очага — топливо на тепло. Здесь, во тьме реки, властвует иная сущность, со своими загадками, со своими отгадками. Неясные слова и искры озарений, прекрасные и мимолётные. Многоголосый спор раскалывающегося сознания. Шум, в котором оно сгинет, оставив после себя недолгое эхо.
И ненависть.
Если уходить, то лучше так, гневом и яростью выжигая изнутри всё то, что ещё можно не оставить насмехающимся теням прошлого, их кислотно-едкому торжеству.
Удары извне, хлопки, встряска — заряжают, помогают конвульсии сжать руку в кулак.
Язат, будь ты именем или названием, человеком или демоном, узри, я не согласен.
Очередной удар ли, мягкое ли касание — раскололи уголь внутри.
В трещине — свет.
"Думаешь, сейчас мой разум заснёт навечно, язат? Пускай! Но за мной закон смерти, древний как сам мир — открываешься сам, и открываешь другого сосредоточенным в единый луч разумом. Я у тебя как на ладони, глупый, тёмный пагани, не выпутавшийся из сети своих деяний до последнего дня жизни. Но я видел и тебя, видел твою борьбу, то успех, то падение. Ты так же как я барахтаешься в течении воли Фейрузы. Она сильна, не так ли? Дерзкий сосуд, плохое, искалеченное судьбой тело. А хочешь, я подарю тебе новое? Сына. Заснёшь в матери, проснёшься в нём, и будешь по-настоящему свободен. Разве не этого ты хочешь? Скажешь нет, и не поверю, пока не признаешься в своём истинном желании, пока не скажешь, как удовлетворить тебя по-настоящему. Пускай даже мне придётся унести это знание за грань."