ФейрузаВдали шумит праздник. Играет флейта, поются песни. Всё ниже опускается розовое солнце. Ты осталась одна — в той мере, в какой вообще могла остаться одна. Предусмотрительно разбитый на окраине лагеря шатёр устлан мягкими коврами и подушками. Сегодня ты сделаешь то, что давно пора сделать.
Если ты думала, что после недели в трюме у Сунильды останутся хоть какие-то силы к сопротивлению, то тебя ждало разочарование. День за днём валяться в луже из собственной мочи, дерьма и рвоты, так ещё скрученной в неудобной позе, страдать от холода, голода, жажды и морской болезни, не видеть даже проблесков света...
Прежде самоуверенность готки действовала на Шери как сметана на кошку, демонесса просто не могла устоять. Теперь — и ты как-то по особенному глубоко почувствовала это — она беззащитна перед тобой.
Помнишь тот взгляд, что был у Аттии?
Взгляд жертвы? Тот, от которого учащается дыхание, горячится кровь?
Сейчас у Сунильды точно такие же глаза...
И мурашки на обнаженной коже — может от страха, а может потому, что арабки подмыли ее, зачерпнув ведро ледяной воды из реки и несколько раз окатив...
Воспоминания.
Терпкий вкус пыли и чужой слюны во рту, язык елозит по шершавому полу. Запах немытых ног. Сандалия зажатая зубами. Игры в кости где призом является возможность содомировать тебя первым. В одно мгновение ты вспоминаешь все то, что вытерпела по ее милости. Но стоит тебе достать изо рта готки веревку, как она тут же затараторит...
— Прости меня! Пожалуйста, прости меня, госпожа! Я буду делать всё, что захочешь, абсолютно всё, буду последней из твоих рабынь, буду шлюхой если прикажешь. Я никогда не ослушаюсь тебя! Только не убивай, умоляю...
В этот миг она выглядит действительно сожалеющей. Ничто так не заставляет сожалеть как страх боли, страх смерти...