Верблюды, оазисы, хурджины... Архип слегка тряхнул головой, будто пьяница, притворяющийся внимательным слушателем. Взгляд его, однако, был осторожным, чутким, немного боязливым. Госпожа чем-то недовольна. Пришлось вытянуться и собраться с духом перед ответом.
— Я вызвался вторым, услышав голос первого. Это прокурсатор Эморри, госпожа, этериал магистриана и матёрый сыщик. Если идёт он, значит, дело важное. Я вызвался, думая лишь о твоей защите, не о противлении твоей воле. Скажу и как телохранитель, и как разведчик. Любую опасность легче предотвратить, обнаружив заранее. Если там на острове — враги ли, союзники ли, просто ли местные жители... ты узнаешь об этом если не первой, то второй. И уж точно раньше чем они узнают про тебя.
Архип сжал кулаки и чуть съёжился, опасаясь гнева Фейрузы, но не в силах отвести наполнившийся жадностью взгляд в сторону. Пускай твёрдая земля вернёт саггитарию какую-то украденную память, но одно воспоминание он уж точно не утратит теперь никогда.
...Стройная лодыжка юрко выскользнула из разжавшейся хватки телохранителя, когда арабка начала своё разоблачение. Архип уловил железную нотку в голосе госпожи, хоть и слово та использовала не самое определённое. "Погоди"... с чем? Каково её решение? Почему не рассказала подробнее ни о своей демонице, ни о советах Клавдия с Тиестом? К чему были те кивки? К удовлетворению дэва грубым овладеванием или же к пленению его верёвками и кляпом?
На всякий случай Архип всё-таки стянул тунику через голову, оголив свой крепкий торс лучника.
И изумлённо замер со скомканной одеждой в руках.
Явленная ему нагая женская красота выбила из него дух, смутила рассудок, вихрем вскружила чувства. Словно сама богиня любви предоставила своё тело Фейрузе. Словно та взяла его с боем, исковеркав и исказив, но и сохранив, и приукрасив.
Это было по-настоящему прекрасно.
Это было, в сущности, порочно.
Истинный иконоклазм.
Спроси кто Архипа, отчего он в тот миг застыл с открытым ртом, то пожирая Фейрузу широко раскрытыми глазами, то отводя испуганный взгляд в сторону, и словами объяснить он точно ничего бы не смог. Он видел пред собой не тонкокостную горожанку-римлянку и не дикую пышную варварку, но практически греческий идеал атлетической девы, нечто среднее между красавицей-Афродитой, воительницей-Афиной и охотницей-Артемидой. То был невероятный, сводящий греческого пагани с ума образ персидского варианта триединой статуи всех этих богинь. Всё узнаваемо и всё иначе. Разом и богохульство, и дань безмерного уважения чужим традициям. Меткое попадание в яблочко общей для всех народов сути женской красоты.
Фейруза была богата властным ликом с его аккуратным лбом, большими глазами и широким межвековым разрезом.
Фейруза была бедна смуглой кожей загорелой деревенской работницы, наказанной судьбой жутковатыми шрамами.
Фейруза была везучей хозяйкой гармонии между роскошным бюстом, изящной талией и крепкими бёдрами.
Фейруза была несчастной рабыней чёрных своих распущенных волос, не знающих прелести коримбоса.
Близкая, своя, желанная — простолюдинка, воительница, страдалица.
И одновременно недоступная, загадочная, чужая — царица, персиянка, начальница.
Манящая возможностью взаимопонимания, семьи и счастья.
Пугающая последствиями ошибки, раздора и потери.
Женщина.
Раньше и не воспринимал таковой Архип новую свою ответственность, а теперь она стояла напротив него открытая и беззащитная перед своим демоном, но не перед телохранителем. Единственное, о чём смел он мечтать — чтобы на грани сна своего разума госпожа запомнила его искреннее восхищение.
Не успели предостережение и договор — пересохшее горло жаждало поцелуя, не слов. Архип почувствовал знакомый по осквернённой церкви укол в затылке, понял, что дрожит и от возбуждения, и от страха.
Напротив не Фейруза.
Её захватчица-дэва.
Стуком в висках последняя перед её забытьем воля госпожи.
Архип быстро размотал свой аркан и пятью уверенными движениями порезал его на части. Неуютно было выдерживать любопытствующий взгляд нечеловечески чёрных очей, но эксплоратор старался не выдать своего волнения спешкой. В конце концов, в нём сила легитимного исполнителя. Он должен действовать спокойно, размеренно, жёстко.
Как восемь лет назад. Марш на север, разъезды, перехваты, засады. Сражения и атаки. Преследование. Возмездие. Смерть убийцам семьи ― криком в глухую ночь. Горе побеждённым ― как пир во время чумы. Личности убийц стёрло время. Личности их родных стёрла война. Мозоли на ладонях сагиттария.
Он схватил её за локоть и потянул сильно, но плавно, мог бы грубее. Сразу вспомнил десятки полонённых готок, вспомнил узлы, вспомнил петли, вспомнил стоны и всхлипы, испуг и ненависть, мольбы о пощаде, шёпот проклятий.
Прав был Тиест, тысячу раз прав. Магия умирает. Легионеры способствовали и способствуют. Архип вспомнил и свой удар.
Мягкий рывок, и Фейруза повернулась к ложу, упёрлась коленями в край кровати, не отступить и не упасть ― сведены за спиной руки, держит и давит телохранитель-пленитель, а закрыть глаза ― представишь невольно край пропасти, всей душой прильнешь к верёвке-страховке.
Убийство магии начинается с запястий. Шнур пополам, хватит короткого. Обхват, два конца в дугу, и сразу один налево, другой направо, вот и гибкое кольцо, всего пара мгновений, но уже не вырваться, не сотворить властный жест. Сладка ли горечь осознания упущенного момента? Моток за мотком шелестит тонкий жгучий лён по коже ― отпускай, смирись, это произошло.
Царица Фейруза? Нет, рабыня.
Архип толкнул дэву в пропасть. За быстрым падением ― удар о мягкие подушки, выдох запоздалого испуга. Первые неловкие телодвижения, неумелые из-за связанных рук попытки выровняться, обернуться, робко ли, дерзко ли посмотреть через острое плечико на палача. Взгляд его мрачен, в нём вереницы невольниц на едином канате ― то провиснет, то натянется, бесконечная череда стирающихся о злую выгоду лиц. Он прыгнул следом, спружинил коленями и оседлал упругие женские бёдра, вмял жертву в постель и вдавил её голову за намотанные на кулак волосы в складку простыни.
Рядом платок госпожи, изящный, объёмный, расписной ― в комок его, в рот, в крик. Кроваво-красному треугольнику язычка не справится в одиночку с пятёрней лучника, а мягким губам ― с безразличной тканью. У чистого звука девичьего голоса ― своя девственная плева, бессмертная, зарастающая с каждым освобождением, но обречённая быть прорванной вновь и вновь, поцелуем или кляпом ― как повезёт.
Архип поздно хватился ― других платков у госпожи поблизости не было. Пришлось снять свой-нашейный, скорее экипировку нежели украшение. Скатанный в жгут, он лёг было на рот извивающейся под сагиттарием, стонущей и хрипящей дэвы, но проворная демоница успела выплюнуть уже чуть намокший от слюны свёрток. Короткий рывок за волосы оборвал едкую фразу пока другая рука быстро перебрала тряпичный кляп, скомкала вновь и затолкала обратно, поглубже. Будет время зафиксировать, спокойно завязать тугой узел под пышной копной волос на затылке.
Эксплоратор не дал дэве передышки, хлестнув разок по ягодицам, перевернув с ног на голову, помяв, облапав, вновь вдавив в кровать, вновь рванув на себя, опрокинув и навалившись сзади как для изнасилования. Обман ожиданий, простой манёвр. Пока дэва замерла, не видя насильника, но вся трясясь от предвкушения, тот стянул ей верёвкой локти.
Это уже серьёзно. Тело выгнется луком, плечи одноименного оружия не зря именуют плечами. Большой бюст поднимется выше, чтобы показаться ещё крупнее, придушенный кляпом голос изойдёт на изумлённый хрип… и всё останется в том же положении. Пока выровняется дыхание, пока дэва осознает всю глубину неволи ― верёвка уже оплетёт и сомкнувшиеся (вот это гибкость!) локти, и плечи, обнимет тело под-над грудями, стянет их вместе и сдавит режущими кольцами, нырнёт из петли в петлю, дёрнется последним узлом. Едва ли теперь дотянутся скрюченные пальцы до платка на устах, плеча-то еле-еле коснутся.
Архип сцапал пленницу за налившийся под верёвкой соком шар женской прелести, потянул из стороны в сторону, лёгкой болью заставляя дэву повернуться, потом перевёл хватку на горло ― слишком бойкая, хрипит и стонет, норовит встать, прильнуть. На колени, на место.
Мысленный указ вышел неуверенным, усталым, словно это он-свободный потерял силы, борясь с путами, тогда как она-в-ловушке будто только впитала его энергию. Как же напоминала она сейчас всех тех готок в начале их невольничьего пути! Обозлённые римским нашествием, сильные и несломленные, слишком ценные чтобы их убить! Оставить и отпустить ― обречь себя и своих на будущий ответный удар, вот в чём магия. Всегда найдут они среди выживших своих мужчин, всегда породят новых и взрастят их в мыслях о мести, в обещаниях славы и богатств за счёт ограбленных. Поработить значит обезопасить. Но не только. В неволе, в колодках и цепях, обездвиженные и насилуемые, лишаются пленницы магии сильных чувств. Магии надежды на свободу и возвращение, магии веры в семью и жизнь, даже злой магии возмездия. Приходит постепенно смирение, гаснут угли желаний, растворяются в ночи искры похоти.
Только сейчас, глядя на извивающуюся в путах, на тихо постанывающую Фейрузу, Архип понял, что уже много раз видел смерть магии, что прикладывал и прикладывал к ней руку. Самоубийство же её видел он впервые. И что же, готов довести дело до конца? Сломить царицу по её собственному приказу? Да осознаёт ли она сама, что с ней творит этот демон? Что отрезает она от себя неумелой своей борьбой?
Архип почувствовал мелкую дрожь. Терпеть плотское влечение было сложно, но терпеть свою причастность к уничтожению чего-то трепетного, чего-то прекрасного, лишь по неведомому стечению обстоятельств направляемому в русло войн и грабежа, было просто невыносимо.
Сломать бы этот злой порядок, взять дэву силой, чтобы выбить из захваченной крепости тела Фейрузы, и сразу освободить царицу, вернуть престол и разжечь проклятые угли!
Да о чём таком он смеет мыслить?! Не было такого приказа! Может, лишь хуже сделает, может пыталась уже так, «как мужчина мужчиной, грубо, жёстко», а вот так-то вот ― не пыталась? Может не Фейрузу магией разожжёшь, а лишь дэва её силой накормишь? А докончи дело, свяжи ноги, дай ей удовлетворить себя трущей промежность верёвкой, и может сгинет проклятый демон от голода, не найдя чужой энергии?
Да как тут знать наверняка?! Госпожа?! Ну почему ты ничего не сказала заранее!
Архип в отчаянии сдавил горло Фейрузы ещё сильнее, провёл большим пальцем по пухлым её губам, словно в надежде на ощупь выведать указание… а потом задержал дыхание и заглянул ей в глаза, до самого дна чёрных колодцев души.