Армения — священная земля для галилеян.
Согласно их верованиям, когда Бог наслал на землю Потоп, именно гора Арарат стала местом, откуда человечество заново расселилось по земле. Зеленые луга и серебристые реки, белые шапки высоких гор — всё словно напоминало о временах юности мира, юности всего человечества...
Столетиями, шахиншахи стремились овладеть этой землёй, иной раз овладевая ей на весьма длительный срок — но всякий раз их могущество оказывалось подобно волнам Потопа, бьющим только чтобы затем уйти в землю. Империи рушились, а на месте одного армянского царства возрождалось другое.
По крайней мере, в это верили армяне.
У тебя получилось славное войско — почти семьсот человек! И из них — слава Ормузду — три сотни конных. С таким войском, ты запросто могла бы создать собственный бану, занять крупный торговый оазис, причём без особых трудностей. Обманчивое всемогущество. Наёмники проявляют к тебе уважение, но жаждут лишь твоего золота. Каждый растекающийся по их карманам мешок с монетами — словно капли воды в часах, отделяющих Львицу Пустыни от потери всего и окончательного забвения...
До поры тебе поможет ненависть арабов к Шапуру, которого они называют «Заплечником» — из-за придуманного им способа казни через повешение за лопатку. Но ты слишком хорошо знаешь своих соплеменников.
Если дела пойдут худо — они сами скрутят тебя и выдадут шахиншаху. Впрочем, пока рано было паниковать.
Аршак Армянский был не самым глупым правителем — в 363 году, получив призыв Юлиана к совместному походу на Ктесифон, царь предпочёл воспользоваться занятостью персов, чтобы навести порядок в собственной стране. Он отстроил ряд крепостей на границе, истребил род Камсараканов — главных сторонников фарси, сплотил своевольных нахараров.
Шапура ждала полностью готовая к войне страна.
Или армяне хотели, чтобы все в это верили.
До тебя доходили и иные слухи о царе. Де, сам католикос, глава местных христиан, бранил Аршака, утверждая, что тот возвышается лишениями и хищениями, отступая от Божьих заповедей. «То, что строено твоими руками, будет разрушено» — Такие слова молва закладывала в уста Нерсеса, почитаемого всеми галилеянами. Аршак не прислушался, более того — он открыто провоцировал духовенство и знать. Воспылав страстью к Парандзем, жене собственного племянника Гнела, царь умертвил соперника, а после обвинил в его смерти другого племянника Тирита — и его тоже постигла смерть. Ублажив свою похоть, властитель Армении не обрёл ничего кроме ненависти своей новой царицы — и в насмешку равно над женой и верой отцов взял себе вторую жену, знатную римлянку по имени Олимпия. Парандзем не стерпела и убедила духовника царской семьи отравить соперницу через Святое Причастие.
Более тогго, из ненависти к мужу царица якобы прокляла собственное дитя, царевича Папа, так что тот с юных лет (а было ему не больше двенадцати) начал предаваться тому же блуду, что некогда терзал Бахрама.
Постоянная обстановка скандала и взаимной ненависти, царящая при дворе, сулила большую смуту.
Кости брошены, иные грани несут возвышение, другие обещают лишь смерть.
Снова на тебе сияющий панцирь.
Снова в руках копьё.
Впереди — война.
Впереди...
Победа!
Ах как удивлены были фарси, когда в разгар сражения твои воины вдруг обратили клинки против «своих». Извещённый заранее спарапет (командующий царским войском) Васак Мамиконян велел армянскому войску не трогать твоих людей — и много добычи вами было обретено, много пленников перебито! С наслаждением снова взошла ты на спину захваченного слона, чего с тобой не бывало со времён Ктесифона. Слон тот был богато украшен, и глядя на тебя люди кланялись, и проносились по рядам воинов шепоты, будто царица пустыни пришла на помощь Армении, а значит персы точно будут отброшены.
Последующие битвы были не столь велики — но очень кровавы. Шапур не стал собирать свои войска в кучу, направив их в горы словно морскую волну, проникающую в мельчайшие щели в камне. Целый год охотились вы на фарси, ловили их в мастерские засады. Это так просто когда в точности знаешь как они будут действовать!
Тебя тепло приняли в цитадели Артагерс, построенной Аршаком для себя — царь расцеловал тебя и сказал, что воистину, сам Бог послал ему Львицу Хиры...
Ночью он пришёл к тебе — весь покрытый густыми чёрными волосами волосами, словно дикий зверь, не уступающий тебе ни смуглостью кожи, ни свирепостью нрава. Он принес кувшин крепкого, неразбавленного вина со склонов Арарата. От нескольких чарок кружится голова.
— Тебя мне послал Бог.
Шепчет царь, поворачивая тебя задом.
— Ты приносишь мне победы, Фейруза аль—Лахми. Моя жена опротивела мне, и я подумываю заточить ее, чего не сделал прежде лишь по малолетству моего сына. Я ждал лишь знака — и вот она ты! Законная наследница престола Хиры! Нашим войскам сопутствует удача — скоро мы повергнем фарси, чего не смогли сделать даже греки. Но мы можем намного больше, можем обьединить наши царства как муж и жена.
Он продолжает потом, в минуту утомления
— Меня окружает кучка слабовольных дегенератов, желающих лишь чтобы вокруг них ничего не происходило. Всю свою жизнь я укреплял власть — расширял остан, присоединяя к нему земли нахараров. Но цели мои не ограничиваются лишь защитой Армении. Мы можем обьединить наши царства, как муж и жена — отнять у фарси греческие крепости, от которых отрёкся Август, проложить путь между Артагерсом и Хирой. Шапур силён, но и его войска не бесконечны. Рано или поздно он даст нам выгодный мир, если не из боязни нас — то потому что будет опасаться влияния греков. Я слышал дела у них идут на лад, братья-Августы Валент и Валентиниан набирают силу. Я знаю душу греков — скоро они возжелают мести за свой позор и вновь явятся под стены Ктесифона. Знает это и шахиншах. Он отдаст тебе Хиру, а мне греческие крепости.
Увы, те слова оказались лишь огромным комом пыли, собранной ветром, а после вновь рассеянной. Один за другим, нахарары отступали от ненавистного царя. Иные слушали проповедь католикоса Нарсеса, призывающего сражаться с персами, но осуждающего царя, своей жестокостью навлёкшего гнев Божий. Других мутила царица Парандзем, жаждущая сама овладеть царством. Такие речи вела она, мол, Шапур давно желает жить с Арменией в мире, и лишь помощь Аршака грекам подвигла его на войну. Храбр спарапет Васак — но не меч нужен Армении, а хитрый посол, что смирит гнев шахиншаха. Были и те, кого удалось прельстить богатствами и обещаниями самому Шапуру — бдэхш Алдзника и бдэхш Ноширакана, и правители Махкертуна, Нихоракана и Дасна, и Алдзникское нахарарство, и бдэхш Гугарка, и владетели Дзора, Колб и Гарманадзора, и Арцаха, и Тморика, и Кордика.
Даже сам Ваган Мамиконян, брат спарапета, перешёл на сторону персов и принял солнечного бога.
Удалилась на север аланская стража, личная гвардия многих поколений армянских царей.
Гордый Аршак таял на глазах. Как затравленный зверь метался он в своей крепости, получая новые и новые известия об отпавших областях. Иные нахарары не поддерживая фарси отказывались и воевать с ними, призывая к миру...
— Миру!
Ревел Аршак
— Мы выиграли все сражения! Это победоносная, победоносная, мать её, война! И как я теперь дам им мир?!
Тут-то и прибыли посланцы от Шапура, призывающие Аршака в Ктесифон. Шахиншах уверял, что готов забыть все обиды, жить с царем армянским как отец с сыном. Послы везли с собой щедрые подарки. Царь прогонял их — и они раздавали дары фарси народу на улицах, зачитывая послание. «Установить великую любовь и дружбу»...
Оливковая ветвь оказалась эффективнее меча. Войско Аршака отказалось сражаться. Вот уже и самому царю приходится послать униженную грамоту с признанием власти Шапура.
И — праздник!
Шахиншах простил! Простил — и призвал своего подданного доказать свою верность, явившись в Ктесифон! Понимая сложность ситуации, Шапур дал клятву солнцем, огнём и водой в том, что не желает «сыну своему» вреда. «А если не явишься, то хочешь войны меж нами»
— Он убьёт меня.
Сказал тебе царь в последнюю ночь.
— Но если я не поеду, то меня убьют свои.
Не только ему пришла пора покинуть Армению.
Ты знала, что тебе грозит опасность. Вовремя покинула ты гостеприимную крепость. Но однажды уснув — очнулась в цепях. Тебя купил не Шапур — это была царица Парандзем. Насмешливо, упрекала она тебя, скрученную на дыбе, в том, что ты, арабская шлюха, посмела тягаться с ней, дочерью нахараров. Львица Хиры! Что же! Всю жизнь ты считала что этот мир принадлежит тебе. Время проснуться. Время понять, что вылезла ты из никому не нужной дыры в пустыне, что ты лишь шлюха, всю жизнь торговавшая своим телом, и то, что случится с тобой будет куда страшнее смерти.
Тебя разденут донага, прижгут язык раскаленным железом, сломают кисти рук — чтобы ты не могла говорить и писать. Затем тебя продадут работорговцам-аланам, которые отвезут тебя на север, в земли столь дикие, что никто там не слышал ни Хире, ни о львице. Ты станешь шлюхой, ублажающей дикарей тремя отверстиями.
Сказав все это, царица бесстыдно задрала подол и помочилась тебе на лицо.
Позднее ты совершенно узнаешь судьбу всех действующих лиц истории.
Царь Аршак будет заточен в крепости Забвения — Шапур сдержит слово и не причинит ему никакого вреда. По официальным данным некогда гордый властитель, грезивший о Великой Армении от Иверии до Хиры, покончил с собой. Иные говорили, что персы заботились о нем до самой старости — словно в насмешку над властью, которой обладал некогда этот вычеркнутый ныне из жизни человек.
Спарапет Васак сопровождал царя в посольстве, но не получил даже насмешливой милости — Шапур содрал с него кожу заживо, наполнил эту кожу сеном и велел поставить получившееся жуткое чучело в камеру Аршака — ибо негоже государю оставаться без подданных.
Царица Парандзем добьется своего — на год захватила власть в стране. Но влияние ее не простиралось дальше крепости Артагерс. Когда Шапур послал новое войско, царица не оказала никакой помощи нахарарам — один за другим горели древние города. Мужчин убивали, женщин продавали в рабство, детей делали евнухами и тоже продавали.
Наконец, пришла очередь Артагерса. Крепость продержалась год, но когда внутри начался мор, царица вынуждена была сдаться. Пленницей, ее отвезли в Ктесифон, где Шапур поместил ее, обнаженную, в кандалы — а после построив дворцовую стражу, велел воинств поочередно совокуплять женщину, пока она не умрет.
Распутный царевич Пап был вывезен в Константинополь, где стал пешкой в игре Августа. Долгое время от проведёт увлекаясь магией, которой зачаровывал полчища змей, так что те ползали у него за пазухой без всякого вреда. Когда Валент поставит его правителем Армении, Пап покажет себя сыном своего отца — отравит католикоса, начнёт пополнять свой остан, коронные земли, церковными землями, вернет контроль над нахарарами, отпавшими от престола, восстановит аланскую гвардию, примирится с фарси... Валенту не понравится такая ретивость — и Пап в чем-то повторит судьбу своего отца, пусть и по другую сторону лимеса... Руми, которых армяне звали греками, призовут царя на пир и там убьют.
Со смертью царя-чародея, на долгие годы Армению охватит хаос.
Многое случится и в Хире. Рихат свершит твою месть — в 370 году по христианскому счислению, старый друг и родич поднимет мятеж против власти дяди Амра. Кровь будет бежать по улицам, корона падет с отрубленной головы. Но без твоего участия, Рихат не сможет воцариться в Хире — на краткий срок власть перейдёт к бану Фаран. Но за пять лет правления нового рода, твой двоюродный брат, Имру аль-Кайс ибн Амр, сумеет примириться с Рихатом. Объединившийся бану Лахм сойдётся в бою с бану Фаран — и конечно, потомки язатов одержат победу. Придёт конец долгим метаниям — малик Хиры, или, как его называли Сасаниды, «тазиган-сах» (царь арабов) займёт почетное место в придворной иерархии Ктесифона. Шахиншахи будут отправлять на воспитание в Хиру сыновей — и не последнюю очередь потому, что долго ещё в городе белых стен и красных колонн будут рассказывать истории о Львице Хиры.
Что стало с ней? Куда исчезла?
Иные вспомнят как Львица свершила месть Шапуру, обратив в бегство его отряды в Армении. Как крушила фарси верхом на слоне. Может, в одном из сражений ее настигла стрела? Или измена кого-то из нахараров лишила ее жизни?
Иные сочтут это лишь легендой — конечно, ее умертвил родной дядя, что и положило новый виток вражды внутри бану Лахм.
Найдутся и те, кто видя письма к римским наместникам, сочинит третью байку — о пустынной разбойнице, окружённой конными отрядами. Ночами носится по пустыне этот призрачный бану, Бану Шери, и всякого встречного приглашают присоединиться к скачке или умереть. Однажды, когда ее войско достаточно вырастет, Львица вернётся в Хиру как победоносная властительница — и горе тем, что встанет у неё на пути.
Правда была... менее романтична.
Обожженный язык раздулся во рту. Несколько раз ты случайно прикусывала его — и тогда страшная боль становилась совсем уж нестерпимой. На твоё мычание никто не обращает внимания — безразличны всем и периодически сменяющие его крики, визг... Только если уж совсем расшумишься, пнет кто в живот, работорговец или раб.
Оставшись без рук ты невольно чувствуешь, насколько тебе нужны были кисти. Хотя бы чтобы есть, пить, подтереться после отхожего места. Опираться при ходьбе ты быстро научилась локтями — но есть и пить приходилось как собаке, и поскольку язык был обожжен, всякая трапеза обращалась в муку. Ниже пояса ты — вся в грязи. Поначалу работорговцы приказывали другим рабыням по очереди мыть тебя. Затем плюнули: «По приезде вымоем». Вскоре на ногах выступили прыщи, которые страшно чесались — но руки все ещё сковывались простейшими шинами, наложенными в пьяном виде караванным лекарем.
По крайней мере тебя больше не насилуют.
Брезгуют.
Иногда веселья ради заставляют «танцевать» — кружат пока не упадёшь. Смысл такой забавы — чтобы ты инстинктивно опёрлась при падении на больные руки...
Ваш караван прошёл через горы и погрузился в бескрайнюю и безжизненную степь. Многие умрут прежде чем ты снова сможешь произнести хоть слово — от жажды, от голода, от болезней, просто не выдержав скотских условий. Но ты выживешь. Измученная, чуть помутившаяся рассудком, так что едва можешь вспомнить дорогу — но ты выживешь.
— Я дочь язатов...
Мычала ты кому-то в бреду. «Мф мфофь фафафоф».
— Я Львица Хиры...
Гуннские работорговцы смогли разобрать «Шери» и не слишком разбираясь в деталях решили, что так тебя и зовут.
— Шевели булками, шери!
Прикрикивали они, щёлкая бичами.
А ты слушала. Училась.
Спустя месяцы настал миг, когда уже близ руин Горгиппии, ты наконец смогла объяснить пленителям на их родном языке, что ты царского рода, что они куда больше получат, вернув тебя семье.
Тебе предсказуемо не поверили.
Только выпороли — чтобы не болтала.
Затем вас погрузили на борт какого-то корабля. Его экипаж не понимал ни слова ни на одном из языков, известных тебе — впрочем, эти высокие, светловолосые люди, были столь любезны что били женщин в лицо за одну только попытку заговорить с ними.
Вас выгрузили ночью на берегу, передав какому-то римлянину. Этот выслушал твою историю очень внимательно — даже задал несколько вопросов по гречески. Велел тебя отмыть, одеть в чистую одежду, привёз в город с непривычным названием «Маркианополь»...
А после повесил табличку на шею, где было сказано, что ты говоришь по арабски и по персидски, знаешь много историй и в Ктесифоне была известной блудницей, за ночь с которой платили по золотому.
И продал.
— Ты знаешь арабский, Шери?
Спросил другой римлянин и не дожмдаясь ответа задал пару простых, почти детских вопросов на очень ломаной версии твоего языка. Вроде «как тебя зовут?», «сколько тебе лет?», «как настроение?»
— Господин хочет учиться.
Сказал он наконец.
— Ты сможешь научить его говорить и писать по арабски, как говорят и пишут вожди, не разбойники? Последний учитель попытался научить господина ругаться, и господин продал его на рудники. Не берись если не можешь. Господин Аврелиан очень придирчив.