ЛуцийПисьмо представляет собой свиток папируса и содержит сущую ерунду — какой-то Юний интересовался у Луция Цельса Альбина, понимает ли он с кем связался, грозил своими высокими связями, призывал себе на помощь всех богов, но так и не затруднился объяснить, в чем собственно дело. Сломай печать курьер, и наверняка оказался бы разочарован — семь дней мчаться почти без сна, только ради того, чтобы Юний, сын Юния, мог предложить императорскому агенту отправиться в горы и совокупиться с козлом. Горным козлом, разумеется.
Тем странее выглядели действия Альбина, невозмутимо пробежавшего послание взглядом, а после потребовавшего огня. Лишь под пламенем свечи старые буквы поблекли, а на их фоне высветились новые...
Начало уже тревожило.
Софроний приветствия говорит!
Если ты здоров — хорошо. Я тоже.
Друг мой, досточтимый Луций!
Спустя три дня после твоего отбытия, в столицу прибыл волк, отец своей дочери и личность крайне неприятная. Он получил у некого крайне значимого лица аудиенцию в очень большом доме и в течение долгого времени обсуждал с ним моё нахождение на посту, тебе несомненно известном. В частности мне приписывалось, что обещав благородному человеку эскорт для его дочери, я вместо того превратил просьбу благородного мужа в основание для каких-то своих "тёмных делишек" и более того, плету интриги. Досадное недоразумение конечно разрешилось, но у меня есть основания полагать, что внимание к моим делам повысится. В моем отношении будет предпринята проверка, результаты которой мне неизвестны. Потому настоятельно прошу тебя не задерживаться, а совершить всё именно так, как было решено, дабы внезапные вести не затруднили твой путь.
Мне также стало известно, что волк послал за тобой своего зятя, личность крайне дотошную и въедливую, и хуже того — на днях произведённую в трибуны подразделения, тебе очень хорошо известного. Данные ему поручения неизвестны мне, но будь очень осторожен.
Не доверяй никому.
Дабы облегчить возложенное на тебя бремя, я отобрал двух лиц, не имеющих статуса агентов, и передаю обоих в твоё полное и безоговорочное подчинение. Первый — Марк Аврелий Контаренон. Он дурень, поскольку учился у Фемистия и всецело проникся духом его проектов, но дурень прекрасно образованный. Для тебя будет лучше если все бумаги исходящие от тебя, будут написаны его рукой, и запечатаны его печатью, ибо я буду понимать, что это значит, для прочих же это будет лишь очередная дурость, выходящая из под не в меру бойкого пера. Если же внезапно окажется, что показная дурость скрывает ум крепкий и быстрый, а главное верный тебе, по окончании этого предприятия в твоей власти будет как ввести Марка в наше дело, так и наградить его по заслугам, как и прочих, кто привлекут твоё внимание.
Второй — Эморри. Списанный спекулятор из западных провинций, человек многих талантов, коим не следует пропадать впустую. Говорят, он верен как собака, и без колебаний убивал своих — это и тревожит. В тайных искусствах этому человеку нет равных, но пожалуй лучше ему быть достойно награжденным. То же касается тех спутников, чья надёжность заслуживает внимания. Когда я говорю "надёжности" я подразумеваю возможность пытки, при которой человека спросят, что на самом деле он делал оказывая содействие благородной матроне.
Мы с тобой, друг мой, ткнули палкой не то осиное гнездо, и последствия для нас обоих могут быть непредсказуемы. Некие лица подозревают, будто мы желаем лишь омрачить им жизнь, и склонны любыми методами изыскать подтверждение своим подозрениям. Потому, хотя окончательное решение конечно за тобой, ибо я доверяю твоей уверенности, мне будет куда спокойнее если вся свита благородной матроны — также будет награждена в полном составе, ибо помыслы человеческие туманны, а языки длинны. Матрону саму награждать излишне, напротив, её следует вернуть как взял.
Не бойся награждать, ибо человеколюбием и милосердием строился Рим. Пусть же узнают то и другое все те, кто заслужил твоё особое внимание.
Твоя дочь сбежала из дома. Её ищут и скоро найдут. В остальном все здоровы. Ты несомненно помнишь как твой сын допросил меня в твоём доме — полагаю его следует приставить к делу.
Господь с тобой!
Твой Софроний.
Дано в Городе, в тринадцатый день марта, в год 377 Эры Господа.
Ты узнал также печать. Это одна из многочисленных печатей несуществующих людей, порой используемых в службе. Потому не стоит верить не изображённой башне, ни легенде "Юний, по отцу Секунд".
Конечно, письмо мог бы отправить кто угодно, но в углу свитка ты обнаружил "случайно" попавшие несколько капель вина — условный знак, что письмо не подделано. Ещё один знак подлинности — указание на случившийся в Италии "допрос" юным Луцием Младшим, то есть на то, что мог знать только настоящий Софроний.
Магистр явно опасался что письмо перехватят, причём те, кто разбирается в перехвате писем, потому выражался витиевато, но главный смысл понять было возможно. Вероятно, по возвращении, тебя наряду с начальством будет ждать дознание — вы случайно ткнули каких-то очень влиятельных людей. Достаточно влиятельных чтобы если они намекают Августу, что магистр оффиций проворачивает за спиной некие делишки, тот задумался.
Скорее всего это связано с Лупицином. Видимо, они перед миссией с Софронием достигли какой-то договорённости — люди для миссии за сопровождение дочери. Но Лупицин кинул магистра, приехав в столицу и настучав. Софроний встал в позу мол, "да ты сам просил эскорт для дочери!", но ложе под ним уже зашаталось.
Потому всю свиту Флавии, за исключением самой Флавии, Эморри и любого, в ком у тебя возникнут хоть малейшие сомнения — сомнения уровня "под пыткой может сказать что-то не то" — должна, когда дело будет сделано, ждать "награда".
Судя по тому, что единственная строгая оговорка сделана в адрес самой Лупицины, а единственная неопределенная в адрес Контаренона — магистра вполне устроит и вариант, в котором от гуннов возвращаются лишь двое.