Флавия
— Я хочу тебе кое-что показать.
Тихо произносит Аврелиан, и с какой-то особенно трогательной с учётом всего происходящего между вами, заботой, накидывает тебе на плечи шёлковый, окрашенный пурпуром и расшитый золотом, халат. Он уже вполне овладел собой и, видимо сожалел о недавнем срыве — или вернее о том, что для него было срывом.
— Ты несомненно слышала о случившейся недавно войне на востоке. Царица Мавия подняла народы пустыни против Рима и даже сумела разгромить посланные против неё войска — но после добровольно подчинилась Риму. В её лице мы получили союзника в будущей войне против персов — и чтобы доказать свою верность, царица отправила пять тысяч своих лучших воинов в Город. Сейчас большая их часть служит в нашей армии, но есть один... Особый отряд отличающийся от других.
Супруг приподнялся в постели и негромко позвал по гречески
— Алия! Зайди.
Ты не слышала как открылась дверь. Просто вдруг в спальне возникла высокая, почти на голову выше тебя, смуглая женщина, прикрытая плотным кожаным тораксом и небольшой накидкой. Даже в темноте, тебе бросились в глаза мышцы на её руках, делающие фигуру чуть нескладной — как у мужчины — и прикрывающий волосы платок на голове.
— Кир. Кира.
Коротко произнесла она и чуть склонила голову в знак уважения. Аврелиан улыбнулся. Насколько он не любил варваров вообще, настолько видимо эти варвары ему нравились.
— Многие женщины из сарацинских племён сражаются в битве наравне с мужчинами. Они закалены солнцем пустыни, движутся совершенно бесшумно и уверяю тебя, смертоносны. Твой отец получил в дар от Августа два десятка воительниц как личную охрану, но любезно уступил их мне. А ещё они верны... Признаться, поначалу я сомневался в том, чтобы доверять женщинам защищать нашего сына. Я желал прогнать их.
Он снова перешёл на греческий, видимо, варварка не знала латыни.
— Алия, покажи моей жене шрам.
Молча, сарацинка распускает ремни панциря, так, чтобы твоему взору предстала полная грудь. Но не красота её должна была поразить тебя, не тёмные ореолы сосков — лишь укромная ложбинка и меж ними, и свежий шрам.
— Алия поднесла кинжал к груди и сказала, что покуда действует договор ее царицы с Римом, она примет за меня или моих близких клинок, ибо ее жизнь принадлежит мне, и в моей власти распорядиться ей. А затем пронзила себя, медленно, и погружала клинок, пока я не остановил её руку. С тех пор я доверяю её воительницам сопровождать меня и нашего сына. А с завтрашнего дня, лучшая из воинов Алии будет сопровождать и тебя. Можешь идти, Алия.
— Кир. Кира.
Раздалось эхо в ответ. Женщина снова надела торакс, застегнула ремни. И с поклоном исчезла.
Что примечательно, в ходе диалога ты не заметила в супруге и следа нормальной мужской реакции. Любая другая жена если бы её мужа внезапно окружила свита из амазонок днями и ночами пылала бы ревностью — а самого супруга всякий раз подкалывали бы друзья, мол "повезло тебе, столько наложниц разом отхватил". И что-то подсказывало тебе, что над Аврелианом не подшучивают.
То, что для других неизменно связывалось с желанием, для него было лишь тишиной. Призраками, следующими за ним повсюду, так что их не видно и не слышно, возникающими когда их зовут, делающими что необходимо, а после столь же бесшумно исчезающими вникуда.
Тебе вдруг живо представилась ваша вилла в Маркинополе. Скользящие, точно тени, фигуры в серых накидках и кожаных панцирях. Ты ушла — они появились, и дом, где некогда была жизнь, окончательно стал напоминать склеп, сосредоточенную тишину которого нарушает лишь слабый скрежет стиля по папирусу...
Быть может в этом всегда и была проблема?
В том, что ты живой человек.
Слишком много движения.
Слишком много лишних звуков.
— Я позвал Алию не только чтобы показать тебе что нашего сына хорошо охраняют и даже не чтобы показать, как именно выглядит настоящая верность варваров. Просто хочу чтобы ты знала, что мы готовы к неожиданностям. Даже если будет сбой — в столице ждут тысячи сарацинских всадников.