Татион
Сад. Каменная скамья, прикрытая соломенной циновкой. Неподалёку стоит статуя кого-то из древних героев. Не то чтобы ты хотел читать надпись на пьедестале — просто привык замечать детали.
"Гектор"
Символично.
Неподалёку от тебя стоит высокая яблоня. Совсем такая же была в саду у твоей матери. Зимой все листья с дерева опадали, и лишь в начале марта на голых ветвях начинали появляться красноватые почки. В мае эти почки превратятся в пахучие белые цветы...
Вокруг дерева уже поднимают головы некогда прижатые снегом травинки, можно разглядеть и то, что позднее станет цветами.
Нет больше ни яблони, ни старого дома. Когда старушка-мать умерла то пользуясь твоим отсутствием — ты тогда был на востоке — участок захватил какой-то землевладелец, который засадил всё травой под пастбище.
А помнишь, как под точно такой же яблоней, ты похоронил Валентина? Вы вместе служили. Вместе прошли Германию. Его унесла не война, какая-то пустяковая простуда — выпил воды из Рейна. Когда это было? Десять... Пятнадцать... Семнадцать лет назад?
И с тех пор ты ведь жил. Воевал. Выполнял приказы.
Всё так однообразно, что смешивается, расплывается.
Словно всё во сне.
Бескрайнее небо ветром треплет твои волосы.
Митра озаряет руки, так что мозолистые кисти на кажутся сделанными из золота.
Целая ночь без сна. Затем размещение.
Ты почти не спал, и сейчас мог бы заметить, что веки твои тяжелы, что голова как-то подозрительно откидывается назад, и ленивый взгляд так медленно-медленно скользит от вгрызшихся в землю корней к самым кончикам ветвей, к почётам, которые станут цветами...
Ты мог бы заметить.
Но ты уже дремал.
— Гек?
Валентин слабо походит на солдата. Меньше по росту чем следует, полный, да ещё и абсолютно лысый. Паренька задирали все, кому не лень, но он старался как мог.
Вы вместе записались.
Ты тогда шёл по стопам отца, и, не в последнюю очередь, уходил подальше от властной матери.
Он чувствовал себя лишним ртом в большой семье где-то близ Авенио.
— А ты когда-нибудь влюблялся?
Валентин явно чем-то не на шутку озабочен
— Я вот думаю, нам служить ещё по двадцать четыре года. Если выживем, конечно. Это почти четверть века. Если уж жениться то сейчас, когда красавчик. А так возьму себе в плен какую-нибудь молоденькую германку или сарматку... Может и тебе прихватить, а, Гек?
Вам обоим чуть больше двадцати.
Дилемма кто лучше, германки или сарматки, так и не решится.
Спустя всего несколько недель в ходе отступления к Лугдунуму, тебя схватят.
И родится Молчаливый Гектор.