Под пронзительным янтарным взглядом колдуна сердце Флавии пропустило несколько ударов, а потом тяжело бухнуло в висках. Словно он видел насквозь все, что с ней было, есть и будет, а еще... откуда это странное чувство, будто он только что с ней что-то сделал? Что стряслось с ее псами, которые не боялись ничего и никого?
Подобное лечат подобным. Слова не по-детски целеустремленного и решительного Алариха были тоже своего рода потрясением, они вывели Флавию из оцепенения, и она собралась ему ответить - на этот раз безо всяких шуток; она забыла, что варвары тонких намеков не понимают, чем прямей говоришь, тем понятней. И тут ей в лицо прилетело позорное слово. Если она снесет оскорбление, то точно заслужит такое прозвище.
Ребенок не виноват. Он и так обделен судьбой. Флавия накрыла своей рукой мягкую вялую ручку Видериха и отвела ее в сторону, защищая ее от клыков пса.
Пусть бы лучше показал свой свирепый нрав этому мерзавцу Сафраку. Почему нет? Как некстати меж ней и Сафраком оказался Видерих...
- Ганнибал, не смей. Смирно. Сядь, вот так, - она придержала Ганнибала за ошейник. - Видерих, тебе разве никто не объяснял, что нельзя трогать чужих собак? Они позволяют себя гладить только хозяину, а незнакомых кусают. Это боевой пес, он может руку перекусить и даже не заметит. Видишь, какие зубы?
- У меня есть очень хороший стрелок, - ответила она Алариху. - Ему уже случалось одерживать победы на стрельбище в Риме, и я обязательно выставлю его на завтрашних состязаниях. Но, Аларих, если я приду, это не будет свиданием. Разве ты не слышал - у меня уже есть муж, а замужние женщины на свидания не ходят, - она сделала паузу, вспомнив кое-кого из своих старых антиохийских подружек, которым брак лишь подарил свободу действий. - По крайней мере, я не хожу. Так что лучше поищи другую подругу, Аларих. А ты, Сафрак, - голос Флавии зазвенел от ярости. - Благодари своих богов, что между мной и тобой оказался этот ребенок, не то я бы натравила на тебя своих собак. Не можешь дотянуться до ненавистного человека - поносишь грязными словами его дочь! Оскорбляешь меня исподтишка, вполголоса, как трусливая баба. Так делают готские мужчины? Мой отец всегда честно служил Риму и выполнял свои обязательства. Чем ты можешь доказать свое обвинение?
Это не может быть правдой. Комит Лупицин был человеком жесткого и вспыльчивого нрава и относился к варварам с нескрываемым презрением, но никто не мог бы упрекнуть его в пренебрежении своим долгом. И неужели он мог бы так подставить свою дочь, использовать ее как разменную монету? Флавия надеялась, хотя в глубине души знала: мог.