Cum tacent, clamant. Уклончивые ответы готских вождей опять наполнили сердце Флавии тревогой и подозрениями. Надо сегодня же написать письмо отцу и отправить его с гонцом. Комит Фракии должен знать, что здесь происходит! Если бедствия готов переполнят чашу, вместо верных подданных Рим получит врагов. Видимо, кто-то намеренно чинит им препятствия, либо из вражды к комиту, либо желая не допустить союза готов с Римом. Другие мысли ей в голову не приходили. Откуда же взять надежного гонца?
Вошедший поначалу показался Флавии жрецом или колдуном, то есть обманрщиком, только многократно превосходящим Метаксаса по самомнению. Да еще назвался именем архангела, чтобы посрамить Писание! Но в нем чувствовалась огромная враждебная сила, природы которой Флавия не понимала, и она была настоящей. Он держал готов в кулаке; нечего взывать к их гордости, разуму и даже к принятой вере. Если он сейчас велит готам перерезать римлян как овец...
Флавии было по-прежнему холодно, и она вдруг поняла, что ей напомнила эта черная река с плывущими мертвецами под черным небом и жалобный шепот бледных людей. Не Рубикон это - Стикс. Смерть стояла за их плечом с той самой минуты, как они пересекли эту реку.
Но мы же римляне. Вот когда понимаешь, что это такое на самом деле. Выше нас - лишь император и Господь. Рим вечен, но мы - нет. Чего бояться?
Dominus inluminatio mea et salus mea quem timebo; Dominus protector vitae meae a quo trepidabo...
- У тебя нет силы, чтобы унизить Рим. Рим не презирает, он слишком велик для презрения к малым. Рим не унижает, но возвеличивает тех, кто с ним. Мы римляне и служим Риму, и мы никого не обманули. Ты знаешь, что идет новый порядок, и ты скоро утратишь влияние на своих людей, оттого ты сам лжешь и клевещешь, язычник.
Флавия перевела взгляд на Алавива. Ее, женщину, больше всего поразил не золотой блеск глаз Руиса, а мальчик рядом с ним.
- Скажи, рейкс Алавив, кто этот ребенок и отчего он одет так же, как твой сын?
Эрра и Ганнибал лежали у стены, где она их оставила, войдя в дом.