(прошлое, последняя веха)
Может быть, самый большой недостаток Аврелия был в том, что у него не было недостатков. Разве что излишняя гибкость позвоночника. Но можно ли упрекать человека в том, что он честолюбив, всегда пытается быть хозяином своей удачи и использует ситуацию наилучшим образом для своего продвижения наверх? Он был, в сущности, хорошим мужем. Он ни разу не попрекнул ее в том, что она недостаточно изощренна в науках, чтобы вместе ним обсуждать тонкости толкования Ульпиана или развлекать его ученых друзей рассуждениями из области богословия, философии и юриспруденции. Для Флавии он сам, как и ее вполне благополучный брак, напоминал вкусное блюдо, в котором не хватало соли. Она с горечью вспоминала тщеславные мечты своего детства, когда желала быть подругой своего будущего мужа, разделять его заботы и труды и помогать ему полезными советами. Чем она могла ему помочь, кроме как очаровывать жен полезных ему людей? Хотела бы я знать, думала она, какая жена была бы для него хороша? Такая, которая умела бы рассуждать, толковать и цитировать? Живя в этом страшном фракийском захолустье, по сравнению с которым Антиохия казалась центром цивилизации, она снова полюбила чтение. Но ее влекло не изощренное жонглирование тезисами, антитезисами, парадоксами и силлогизмами, а человеческие судьбы. Она читала труды по истории и жизнеописания выдающихся людей, любила драмы, поэмы и стихи, но у того же Авсония, к примеру, ей запомнилась не тяжеловесная «Мозелла» (что они в ней нашли?), а «Купидон», в котором женщины распинают на кресте крылатого бога в наказание за свои любовные обиды… Помнится, ее поразила мысль в комментарии автора: «Мы любим пятна на своем теле и свои шрамы и, не довольствуясь тем, что согрешили по своей слабости, стараемся, чтобы другие полюбили наши грехи.» Наверное, она была глупа. Предметы, о которых молодые книжники могли часами спорить с пеной у рта, ей казались пустыми и неинтересными. Комментарии к комментариям комментариев. Вместо того, чтобы есть хлеб, они занимаются выковыриванием из него изюминок. Неужели это действительно так важно, кислым или пресным причащаться?
И так во всем. Флавия не чувствовала, что они с мужем желают одного и дышат одним воздухом. Да, он был женат на своей работе. От праздного бездельника мало радости, она бы научилась ждать его, радоваться редким часам совместного досуга. Но и в эти часы они с трудом находили совместные занятия и темы для беседы, а уж когда он говорил…. Как она ненавидела его вечные эвфемизмы и перифразы, из которых суть вещи оказывалась выхолощенной. Что до прочих радостей… Овидий Назон утверждает, что всякое животное после соития грустно. Так вот, Флавия грустила и после, и до, и порой даже во время.
Возможно, Аврелий был учен, но не был мудр. Может быть, ему это просто было не нужно. В расписании своей карьеры против записи «выгодная женитьба» он поставил отметку bene factum, и не тратил времени и сил на поддержание огня в светильнике. Его ждали новые свершения.
Антиохийским друзьям она писала редко. О чем, собственно, ей писать?
Появление на свет малыша утешило Флавию и примирило ее и с провинциальной скукой, и даже с Аврелием. Столько радости дарил ей маленький Флавий, и она с тревогой думала о том, что они будут принадлежать друг другу пять или семь лет, а потом сын будет учиться, уедет от нее… Когда-нибудь ей придется его отпустить. Но до этого еще так далеко.
Потом в ее жизни появился Кесарий. Каждый свой приезд он приносил с собой свист далекого ветра, плеск волн, звон мечей, запах крови - отголоски яростной стихии в их застойном омуте. Рядом с ни горячим, ни холодным Аврелием его страстная, грубая сила чувствовалась особенно остро. Не будь Флавия обделена радостями ложа, может быть, она бы не откликнулась на его плохо сдерживаемое желание жестоким волнением в крови. Она ничего не могла с собой поделать, и, как ни старалась скрыть, но выдавала себя - пятнами лихорадочного темного румянца, жидким блеском в глазах, прерывистым дыханием. А потом пришло это письмо. Флавия сожгла его тотчас же, полдня металась по дому сама не своя, объявила домашним, что едет к святыням, начала собираться, прикрикнула на малыша Флавия, который последнее время капризничал и хныкал, чуя, что с мамой творится неладное, а тут совсем расплакался и не хотел униматься… А потом кинулась к сыну, стиснула его в объятиях и разрыдалась с ним вместе, стоя на коленях, чем еще больше испугала его. Нет. Невозможно. Аврелий не заслужил, чтобы получить от нее такую пощечину - изменить ему с его родным братом! Он ничем ее не обидел, не унизил, ни разу в жизни… Может быть, она не так счастлива с ним, как хотела бы, но никто не получает от жизни всего, его хочет. Ей не за что ему так жестоко мстить. Возможно, если бы Кесарий не был его братом… Через это она не могла переступить.
Флавия никуда не поехала, пожаловалась Квирине на сильную головную боль и лихорадку, заперлась и слегла. Ей правда было скверно, казалось, что жизнь из нее уходит с болью и кровью. Через несколько дней Флавия встала как ни в чем не бывало. Она пережила свою страсть, как болезнь, только глаза потухли, и она казалась себе очень старой. Она не стала жаловаться Аврелиану, но Кесария избегала настолько явно, что не понять этого мог бы только слепой и глухой.
Но прежней жизни у нее все равно больше не будет. Может быть, стоит поговорить о них с мужем, если они оба постараются, они сумеют найти общий язык? Привязанность похожа на сад, который надо заботливо возделывать... Но у нее отныне будет что-то свое, своя тайная комната, куда нет доступа ни отцу, ни мужу, ни даже сыну.