Минако понимает не все. Далеко не все. Она знает, что пустой живот – неприятно, но еду ей дают, только когда он начинает бурчать и болеть. Значит ли это, что животик будет всегда пустой? Девочка не понимает, но привыкает. С мамой тепло. Когда она успевает отдыхать, Минако всегда хочет обнять её. Так хорошо. А огонь всегда занят – но он делает больно, когда пытаешься, когда пытаешься прикоснуться. Мама не делает. Мама – хорошая. Это Минако понимает. Ей нравится.
Отец – холодный. И колючий. Минако боится попадаться ему на глаза. Он хуже огня – делает больно, даже когда не пытаешься прикоснуться. И не такой теплый. И сейчас. Пришел откуда-то извне, где очень-очень холодно. Страшный. Минако почти плачет. Видит, как он замахивается и говорят, что она "дрянь". Мама называет её "дочь". Похожие слова. Дочь-дрянь пытается убежать. Как от огня. Если отойти – больно не будет. Отец не будет за ней бегать по лачуге. Главное – вовремя убежать. Это Миако понимает. Ей это не нравится.
====
Симон не холодный, но и не теплый. Иногда играет с Минако. Старший брат нравится девочке. Часто смеется и сестренка вслед за ним. Но темные места, по которым Симон ходит – страшные. Минако их боится. А брат – нет. Он храбрый. И сама девочка привыкает. Тут не смотрят. Немного даже... Уютно. А дома – почти как крыши дома. Крыша не падают и они не упадут. Минако разглядывает переулки, перескакивая с одной короткой мысли на другую и изучая. Ей интересно.
Другие мальчишки странные. Они не похожи на братьев. Минако с трудом говорит и понимает пока что, но чувствует, что они хотят сделать что-то плохое с Симоном. Снова наворачиваются слезы. Девочка не плачет: после такого отец становится злым. И мама просит так не делать. Старшему, наверное, тоже не нравится. Видит, как мальчишки нападают, что делают. Махают кулаками и дубинками. Несколько мгновений и она решается. С воинственным писклявым визгом "Симон!" сбивает одного из мальчишек и старается помочь брату.
====
Если люди богаты – значит, они могут поделиться. Примерно это усвоила Минако после первой "службы" на паперти. После третьего раза она научилась игнорировать взгляды. От одних она смущалась, от других хотелось забиться в угол, третьи вызывали желание кинуть в них камень. Тело болит, хорошо, что двигаться не надо. Минако привыкла к боли. Как к постоянному ощущению пустоты в животе. "Больно", – хотя слезы иногда все также наворачиваются, но девочка сдерживает себя.
И сейчас. Сидела в мешковатой шитой-перешитой одежде, разумеется, от старших. На лице синяки – эти за неделю не прошли. Грязные соломенные волосы были стрижены коротко. В целом, трудно понять, кто этот ребенок вообще. Подошедшие дядьки не были злыми, но Минако их боялась. Ей говорили, что от них надо бежать и прятаться. В следующий раз она будет внимательней.
– Сто такое "попросяйничать"? – теперь Минако знала, чем она занимается. Встал с мешочком монет в руке. Тяжко вздохнула. И понуро пошла, готовясь в любой удобный момент убежать от дядек в переулки, в которых научилась ориентироваться с помощью брата, а потом – домой.