Не часто боги устраивали столь личный приём. Он был далеко не первый для Хаттаба, но каждый раз являл собою необычайное переживание и опыт. Столь могучие сущности принуждали почувствовать себя ничтожеством, червяком, но на то Салих и был шаманом, чтобы мочь действовать и думать настолько рационально и с выгодой для себя, насколько это только возможно. Каждый из богов обладал и кнутом, и пряником, одновременно подмасливая Хаттаба, но и указывая на его место в этом мире. Среди этих небывалых божеств, этих великолепных себялюбивых мерзавцев, Салих чувствовал себя одиноким и мелким, но в то же время и достаточно ценным. Потаскуха Мара взирала на него уничтожающим взглядом, но он знал, что будь жертва иной, она бы суетилась, отталкивая прочих, стараясь первой припасть к миске подношения. Хаттаб не испытывал иллюзий на их счёт, чем и отличался от прочих смертных. Но в то же время он знал свой предел, как и предел дозволенного. По мнению Салиха, искусство состояло в умелом лавировании между покровительством каждого из богов. Вместе с тем, внутреннее чутьё подсказывало, что в эти странные времена его играм с богами настал конец. Звёзды, кости и органы подсказывали ему, что мир вскоре полетит в бездну, а вмести с ним и сам Хаттаб. Зато он всё еще мог выбрать, насколько увлекательным будет это низвержение. Что боги без людей? А люди без богов?..
Впрочем, конец мира означал бы и конец его земных удовольствий, но Салих хотел бы их продлить, так что гибель мира пока что всё же не входила в его планы. Совсем наоборот. Но для этого ему были нужны силы. Иблис был слишком слащав и тороплив в своем стремлении уничтожить всё и вся, для Аппах Руха жертва была слабовата, а срать Маре он не хотел из вполне прагматичных соображений. Ну а что бывало с любителями дерзить, он хорошо знал. Может быть, когда-нибудь...но не сейчас. Он принялся забирать у жертвы жизнь, одновременно причитая ритуальными фразами, обращенными к Ошире.